Грезы и тени

Амфитеатров Александр Валентинович

Творецъ повеллъ духу летть на землю и вщимъ словомъ превратить голыя скалы и черныя пропасти въ лучшій изъ міровъ.

Духъ спустился на планету, — и величіе открывшейся очамъ его огненной бездны очаровало его. Недвижно стоялъ онъ, испытывая взорами пестрые переливы паровъ и пламени, слушая грохотъ незримыхъ молотовъ, вылетавшій изъ огненной хляби.

Ревя и качаясь, поднялся надъ пучиною темнобагровый валъ. Какъ языкъ въ колоколъ, ударился онъ о кручу горы, гд стоялъ могучій духъ, и разсыпался грудою угля и пепла. Тонкая струя смраднаго дыма протянулась снизу вверхъ, сквозь трещины гранита, подползла къ стопамъ духа и лизнула его колна.

Духъ затрепеталъ, внезапно полный невдомыхъ досел чувствъ и мыслей. Онъ точно впервые увидалъ и міръ,

и Бога, и самого себя. И все нашелъ онъ мрачнымъ и враждебнымъ, a свою долю — презрнною и безрадостною. Гордыя мечты охватили его. Онъ не могъ понять, что съ нимъ длается, но ясно чувствовалъ, какъ любовь и благодарное самодовольство на вки уходятъ изъ его сердца, какъ, на мсто ихъ, громко стучатся властолюбивая зависть и гнвная ненависть.

Онъ былъ такъ смущенъ, что позабылъ ввренное ему вщее слово. Когда быстрыя крылья унесли его въ небо небесъ, печальная планета оставалась такою же нагою и скудною, огненное море такъ же бшено клокотало вокругъ нея, какъ прежде. A на вершин горы, покинутой омраченнымъ духомъ, легла тяжелая срая туча, и въ ней, свернувшись, какъ змя, спала и ждала новой жертвы Измна.

И снова прилетлъ на землю могучій духъ, н другой духъ — такой же прекрасный и блистательный — былъ съ нимъ. Обнявшись, сидли они на камн, и первый шепталъ:

— Азраилъ! братъ, мой! другъ мой! товарищъ! Ввряю теб мою тайну, ввряю теб мою судьбу. Знай: я усталъ быть слугою, когда могу быть господиномъ. Я надленъ могуществомъ безъ границъ. Неужели оно дано мн лишь для того, чтобы я рабски творилъ чужую волю, когда въ ум моемъ такъ много своихъ мыслей и желаній? Сила не можетъ быть обречена на жизнь себ наперекоръ. Гордость и могущество — родные братья. Я проклинаю свой жребій, я презираю себя, когда вспоминаю, что я — безвольное ничто: орудіе и только орудіе! — такое же, какъ вотъ эти пламенныя волны и каменныя глыбы, изъ которыхъ мы, служебные духи, извлекаемъ, сами не зная зачмъ, звзды, планеты и луны. Мы безсмертны, но меня приводитъ въ ужасъ мое безсмертіе… вчность безотвтной покорности и безсознательнаго труда! Если такъ сильно страдаю я — любимецъ Творца, больше всхъ духовъ неба посвященный въ Его тайны — что же должны чувствовать вы, безгласные духи низшихъ ступеней? Азраилъ! я ршилъ сбросить съ плечъ тяготящее насъ иго. Будемъ братьями! замнимъ свободнымъ союзомъ дружбы невольный союзъ подчиненія. Насъ много; Повелитель — одинъ. Онъ могучъ, но разв Онъ не распредлилъ между нами большую часть своего могущества? Тысячи братьевъ общаютъ мн помощь. Будь же и ты, другъ Азраилъ, моимъ союзникомъ въ брани и побд! И, — клянусь этимъ огненнымъ моремъ, — когда я стану главою вселенной, ты получишь въ обладаніе отдльный міръ, гд будешь царемъ и богомъ.

Слова измнника тронули Азраила. Онъ воскликнулъ:

— Ты правъ, Сатана. Пора намъ трудиться на самихъ себя и самимъ пожинать плоды и славу своихъ подвиговъ. Я твой и буду помогать теб всею властью, какою неосторожно надлилъ меня Повелитель.

Сатана обнялъ друга и, сверкая одеждами, сотканными изъ молній, улетлъ съ земли. Азраилъ же, глядя вслдъ ему, думалъ:

— Ты очень силенъ, Сатана; твои крылья покрываютъ полъ міра. Но Творецъ сильне тебя: Онъ наполняетъ міръ. Твои замыслы — вздоръ. Ты погибнешь со всми своими соумышленниками. Не пойду за тобою, сколько бы міровъ ты мн ни сулилъ. И я честолюбивъ, но знаю свои силы. Сатан мало быть вторымъ въ мір, съ меня же въ избытк довольно. Что — если я припаду къ ступенямъ трона Творца и разскажу Ему о проискахъ, быть можетъ, успвшихъ укрыться отъ Его всевднія? Какъ знать? Не отдастъ ли Онъ мн, въ награду за услугу, всю власть и милость, которыми облеченъ Сатана?..

Грозною тучей падалъ съ небесъ предводитель мятежныхъ духовъ — черный, какъ уголь, отъ опалившихъ его громовъ. Онъ падалъ внизъ головой, и пылающіе волосы его висли, качаемые вихремъ, какъ хвостъ заблудившейся въ неб кометы. Онъ падалъ — и смотрлъ въ небо, но не для того, чтобы послать послднее «прости» обители мира, отнын потерянной для него

безъ надежды и возможности прощенія. Мрачно пробгая взоромъ ряды торжествующихъ ангеловъ, онъ еще грозилъ, еще проклиналъ. И — вотъ — въ этихъ свтлыхъ рядахъ онъ увидалъ Азраила: того, кому, какъ другу и товарищу, повдалъ онъ свою тайну; кто лицемрно славословилъ его замыселъ, отдавалъ въ его распоряженіе свою власть волю, и… предалъ его, вмст съ сонмами увлеченныхъ Сатаною и теперь, какъ онъ, проклятыхъ духовъ!

Увидалъ — и уже не отводилъ взора. Черезъ тысячи тысячъ миль почувствовалъ Азраилъ этотъ взоръ на своемъ лиц. Его щеки, поблекли и выцвли, сожженныя презрніемъ обманутаго друга. Тщетно хотлъ онъ бжать; крылья безсильно, какъ подшибленныя, висли за его спиной. Онъ старался отвратить лицо и не могъ, оцпененный проклятіемъ, которое, безъ словъ, посылали ему полумертвыя очи погибшаго духа. Все ниже и ниже падалъ Сатана — и чмъ глубже онъ падалъ, тмъ грозне становился его страшный взглядъ, тмъ блдне становился его предатель. И только, когда Сатана, умалившись какъ ласточка, исчезъ въ сло надземныхъ облаковъ, Азраилъ осмлился поднять свое лицо, блое, какъ эти облака. И румянецъ никогда уже не возвратился на его ланиты…

Сатана упалъ на ту самую гору, гд настигла его первая отрава измны. Какъ трупъ, лежалъ онъ на гор, изнывая отъ боли, злобы, тоски и страха одиночества. Тогда пришла къ нему Измна и поклонилась ему, говоря:

— Радуйся, сынъ мой и господинъ! встань, обопрись на мою руку и — будь княземъ міра сего! Земля дастъ теб все, въ чемъ отказало небо.

Воспламеннный коварными словами, падшій ангелъ воспрянулъ съ новой дерзостью въ преступномъ ум, съ новыми гордыми мечтами, готовый строить хитрыя ковы новой борьбы. Онъ воскликнулъ:

— Пусть же эта планета будетъ моей столицей, эта гора — моимъ дворцомъ. Отсюда — въ пламени и гром — буду я править вселенною.

Онъ топнулъ. Огненная пропасть открылась подъ его ногами и поглотила его.

Въ той гор живетъ онъ и понын среди послушныхъ ему духовъ. Когда на земл появились люди, они назвали гору Этною. Далеко на вс четыре стороны свта виденъ великолпный дворецъ злого духа, одтый, какъ малахитомъ, зеленью сочныхъ виноградниковъ. Днемъ, какъ черное знамя, ветъ надъ Этною дымное облако; ночью — небо рдетъ заревомъ огней на подземныхъ пиршествахъ Сатаны.

Азраилу же Творецъ, который читаетъ мысли людей и ангеловъ, какъ раскрытую книгу, сказалъ:

— Ты былъ Мн вренъ, но — не отъ чистаго сердца. Ты открылъ Мн злой умыселъ Сатаны не по долгу и любви ко Мн, но ради выгоды. Ты измнилъ Сатан, какъ Сатана — Мн. Имъ измна вошла въ міръ, a тобою продолжилась. Я долженъ наградить тебя, но награда твоя да будетъ теб и наказаніемъ. Ты жаждалъ могущества Сатаны. Я дамъ теб страшную власть, но она будетъ ужасомъ и для другихъ, и для тебя. Ты останешься ангеломъ, но міръ будетъ, ненавидть тебя, какъ злого духа. Твои рчи пробудили Мой первый гнвъ, — будь же отнын и до вка носителемъ и орудіемъ моего гнва! Ты послдуешь за Сатаной и раздлишь съ нимъ власть надъ землею. Онъ понесъ на землю грхъ и преступленіе, ты понесешь наказаніе за грхъ: смерть! Пусть каждый, кто увидитъ твой блдный отъ стыда и страха образъ, знаетъ, что земной вкъ его конченъ и спшитъ примириться со Мною — своей вчной совстью… Лети же на землю, серпъ Моей жатвы! Лети въ міръ, ангелъ смерти!

АГАСФЕРЪ

Посвящается Валентину Николаевичу Амфитеатрову.

Мн сказано: «живи!» — и я живу. Мн сказано: «иди!» — и я иду. Иду не дни, не мсяцы, не годы… Столтія свершаютъ свое торжественное шествіе и, задумчиво прощаясь съ міромъ на порог вчности, одно за другимъ скрываются въ тайн ея всерождающаго и всепоглощающаго мрака, a я все иду, иду… Моя память — ясное зеркало; ея спокойная глубина лелетъ образы девятнадцати вковъ. Я — живая лтопись, безпристрастный свидтель величія и ничтожества въ мір, черпающій въ своемъ свидтельств высшее познаніе, ибо ради познанія сказано мн: «Живи!.. иди!..»