Гриада (илл. Н.Гришина)
Шрифт:
Втайне я не переставал восхищаться выдержкой и стоицизмом Лиды. Она была настоящей дочерью Нового Мира, Женщиной с большой буквы. Почти с ненавистью вспоминал я свои гамлетовские терзания. Лида оказалась сильнее меня! Впрочем, может быть, я преувеличиваю? Возможно, и в ее душе бушует море противоречивых чувств и она так же мучается и грустит? Кто знает! Все мои попытки проникнуть в ее душу неизменно разбивались о броню приветливости, завидного самообладания, какого-то высокого духовного спокойствия.
Лишь однажды в словах Лиды прозвучал слабый намек на боль, которую причинила ей
— Вскоре я покину Космоцентр, — медленно промолвила она. — Здесь все… — спохватившись, она умолкла. Потом закончила твердым голосом: — Меня давно привлекает Меркурий.
Я понял ее невысказанную мысль. Она не останется в Космоцентре, где все напоминало бы ей о днях нашего счастья.
— Но почему именно Меркурий? — удивился я.
— Там не хватает радиооператоров, — спокойно пояснила она. От ее минутной слабости не осталось и следа. — Фотоэлементный энергоузел на дневной стороне Меркурия строят тысячи роботов и кибернетических механизмов. Чтобы управлять ими, нужны операторы на пунктах радиотелеуправления.
Я вспомнил, свой первый полет на Меркурий, посадку в Пограничном Поясе, разделяющем дневную и ночную стороны Меркурия, и внутренне содрогнулся. Перед глазами встали необычные ландшафты этой завороженной Солнцем планеты. Черно-фиолетовое небо, на котором яростно пылает огромный косматый диск вечно незаходящего Солнца; подавляющее зрелище рек и озер расплавленного олова; горящие черные равнины; мрак ледяных пустынь на ночной стороне, долины и плоскогорья, засыпанные слоем смерзшихся газов.
— Только не на Меркурий! — поспешно воскликнул я. — Борьба с природой завороженной планеты под силу лишь мужчинам…
Лида гневно взглянула на меня, словно осуждая за недооценку сил и способностей женской половины человеческого рода.
— Я знаю причину твоей позорной отсталости, — насмешливо сказала она. — Ты слишком много времени провел в Космосе… и не уловил новых веяний в жизни общества.
Мы принялись ожесточенно спорить. Я долго убеждал Лиду, что льды на земных полюсах, где полным ходом шел монтаж термоядерных солнц, или просторы Гренландии, половина ледяного щита которой уже была растоплена, — не менее грандиозное поле для приложения ее сил, нежели фотоэлементная стройка на Меркурии.
В конце концов она согласилась со мной.
Дни летели стремительной чередой. Как будто вчера мы вошли с Лидой в Парк Молодости… Я искренне удивился, когда обнаружил, что до отлета на Луну осталось немногим больше недели.
Впоследствии, когда мы долго блуждали в центральной части Галактики и беспощадный Космос, казалось, готов был раздавить нас, я всегда ощущал великую моральную поддержку при воспоминании о Лиде. Я всегда вызывал в памяти один из последних вечеров с ней.
Мы сидели в причудливой беседке, прилепившейся у высокого обрыва речного берега. Волга, серебрившаяся в лунном свете, с тихим рокотом катила свои воды на юг, в Большое Море. Где-то внизу раздавались фырканье, смех любителей ночных купаний. Изредка по стрежню реки проносились ярко освещенные гидролайнеры, почти бесшумно скользя на подводных крыльях.
Лида напряженно смотрела в пространство, словно разглядывала что-то в сумраке заволжской
Молчание прочно соединяло наши сердца и мысли.
— Я хотела бы раствориться в бесконечности, — внезапно заговорила она. — Превратиться в астральную субстанцию, вечно следовать за «Уранией». Но не совсем перейти в бесплотное состояние, а так, чтобы вы ощущали мое присутствие… не забывали бы земную родину.
— Ни один космонавт-межзвездник еще не забыл отчизны даже ради самых лучших миров Вселенной, — возразил я. — Он оставляет на Земле самое дорогое…
— Не забывай же… — она не закончила фразы, но я все понял, встретив бесконечно любящий взгляд.
Я молча обнял ее и поцеловал.
Незадолго до отлета на Луну, где нас ожидала «Урания», Высший Совет по освоению Космоса устроил в Космоцентре прощальный вечер. Огромный зал со сферическим куполом, уставленный столами с легкими напитками, яствами и цветами; тысячи оживленных лиц, друзья, с которыми расстаешься навсегда; музыка, дети, по давнему обычаю пришедшие пожелать нам благополучного возвращения.
Вступительные речи произносились в наше отсутствие: мы с Лидой не успели к началу, с трудом пробившись сквозь массы людей, заполнивших Площадь Астронавтов. Перед телевизионным экраном во всю стену здания стояли тысячи космонавтов, не сумевших поместиться в зале.
Наконец мы добрались до входа в Зал Совета и заняли свои места.
И вовремя! Выступал академик Самойлов.
— Мы счастливы! — начал академик, и я невольно расправил плечи. — Да, мы счастливы, что именно нам выпало счастье… — Тут он запнулся, сообразив, очевидно, что слишком много получается счастья. — Мы рады, что первыми из людей полетим туда, где человечеству откроются новые горизонты познания. Еще Циолковский сказал…
Я так и предполагал, что академик не умеет произносить торжественных речей, и облегченно вздохнул, когда он принялся отвечать на записки. Первая из них, смятая в комок, спикировала с галерки, где сидели молодые слушатели Академии Звездоплавания. Самойлов развернул записку, прочел и торжественно поднял палец.
— Вопрос по существу, — объявил он. — Чувствуется, что его задал мой студент. (Протестующие возгласы сверху.) Почему к центру Галактики, а не ближе? Видите ли, планетные системы в тех областях много старше нашей, и именно там мы рассчитываем найти не просто органическую жизнь, но и древние цивилизации. Не случайно намечена и конкретная цель: желтая звезда, совершенно идентичная нашему Солнцу, с планетной системой. Несомненно, что там отыщется хоть одна планета, подобная нашей Земле.
— Каким принципом вы руководствовались при выборе вашего астронавигатора?
Это было сказано неокрепшим мальчишеским басом (вероятно, первокурсник Академии Звездоплавания). «Да, да!», — подтвердило сверху множество голосов. Начальник Космоцентра, сидевший справа от меня, привстал со стула, прокашлялся и зазвонил в колокольчик.
— Извольте, отвечу, — отпарировал Самойлов и успокаивающе повел ладонью в мою сторону. — Мне импонирует, что Виктор Андреев высокого роста и не придется в продолжение долгих лет смотреть на него сверху вниз.