Гриада
Шрифт:
Значит, нужно развить максимальную скорость самым бешеным темпом, на пределе допустимого ускорения. Свернуть в сторону «Урания» не может; при скорости в девяносто тысяч километров в секунду можно двигаться только по линии светового луча. Нужно проскочить зону вспышки Сверхновой прежде, чем раскаленная материя перережет нам путь. С помощью электронного анализатора я быстро прикинул: газовые вихри пройдут оставшееся до нас расстояние за два с половиной часа. Медлить было нельзя. Я бросился включать главный двигатель.
Прошло полчаса. Экраны заволокло туманной дымкой, пронизанной ярко-синими и
«Двести метров в секунду за секунду… пятьсот… девятьсот…»
— Представляешь, какие грандиозные процессы совершаются сейчас в недрах этой Сверхновой! — с хорошо знакомым мне воодушевлением начал вдруг Петр Михайлович. Как видно, его ничто не смущало, даже наша возможная гибель, которую он только что предрекал. — Сверхновые звезды — это особый тип неустойчивых, самовзрывающихся звезд. Родившись на заре времен, они затем проходят путь превращения от звезды, состоящей из атомных ядер, в нейтронную звезду. Как это происходит? В конце своей жизни звезда «сожжет» в термоядерных реакциях весь водород, который в ней содержался. В этот момент в ее недрах развиваются температура, равная миллиардам градусов, и чудовищное давление в сотни миллиардов атмосфер! Под действием давления электроны «втискиваются» в ядра атомов и нейтрализуют электрический заряд протонов. Ядро атома превращается в скопление нейтронов. Силы электрического отталкивания в атомах исчезают, и начинается мгновенное сближение нейтральных теперь ядер атомов. Звезда сжимается с огромной скоростью, и сразу бурно освобождается энергия тяготения. Сверхновая вспыхивает с гигантской, страшной силой, превращаясь в сверхяркую, сверхгромадную звезду величиной с нашу Солнечную систему! Температура ее поверхности достигает пятисот тысяч градусов — почти в сто раз выше температуры поверхности Солнца! Избыток светового излучения срывает со звезды ее «одежды», внешние слои, которые с огромной скоростью уносятся прочь, в мировое пространство. Остаток звезды спадает к ее центру, как карточный домик, и утрамбовывается до плотности нейтронов. Диаметр звезды уменьшается до десяти — да-да! — всего до десяти километров! Утрамбовывание настолько плотное, что наперсток с веществом звезды весит сто миллионов тонн!
— Не увлекайтесь, — предупредил я ученого. — Нам пора сцепить зубы и распластаться в креслах, ибо ускорение все нарастает.
«Девятьсот девяносто пять…» — подтвердил говорящий автомат.
Академик умолк, с трудом переводя дух. Вскоре нельзя было шевельнуть ни рукой, ни ногой… Тысяча «жи», то есть десять километров в секунду за секунду.
Тысячекратная перегрузка веса! Это был предел защитной мощности антигравитационных костюмов. Мы и так до отказа вывели гравитонные излучатели. Выйди сейчас из строя антигравитационная защита — и конец, ибо при таком ускорении каждый из нас весил семьдесят-восемьдесят тонн! Нас мгновенно раздавила бы собственная тяжесть.
Истекал второй час. Больше не выдержать перегрузки. «Урания» развила за эти сто двадцать минут скорость с девяноста тысяч до ста шестидесяти тысяч километров в секунду. «Кажется, проскочили», — с облегчением сказал я себе, когда турбулентные вихри, сквозь которые призрачно проступало лохматое светило, стали медленно сползать с экрана.
Едва мы отдышались после этой бешеной гонки, как Самойлов снова заговорил о Сверхновой:
— Я изложил только одну из теорий процессов, вызывающих гигантскую космическую катастрофу, вспышку Сверхновой. Более обоснованной является радиоактивная теория вспышек. Установлено, что спустя сто дней после вспышки Сверхновая достигает максимума блеска, а через пятьдесят пять дней излучает половину всей энергии. Эта закономерность говорит о радиоактивном распаде в ядре звезды, которое состоит из бериллия, стронция и калифорния — самого тяжелого элемента в таблице Менделеева. Грандиозная энергия, выделяющаяся при вспышке Сверхновой звезды, получается за счет образования в ее недрах калифорния из железа.
Я заинтересовался.
— Из железа? Но как это происходит? Ведь для синтеза тяжелых элементов требуются невероятные температура и давление.
— Все это имеется в глубинах Сверхновой.
— Петр Михайлович! — взмолился я. — Пощадите… Мне все это хорошо известно!
— До вспышки оболочка Сверхновой имеет сто тысяч километров в диаметре, — продолжал Самойлов, словно ничего не слышал. — А после вспышки — десять километров! Вспышка происходит в течение восьмидесяти секунд! Представляешь, какой получается эффект от выделения энергии в столь малый отрезок времени?
— Представляю, представляю…
Ученый усмехнулся и снисходительно произнес:
— Ну, хорошо. Закончим беседу о Сверхновых звездах в другой раз.
Описывая сложную кривую, «Урания» с малой скоростью огибала океан бурлящей раскаленной материи, детище Сверхновой звезды. Меня мучило то обстоятельство, что, идя в обход Сверхновой, мы затратим годы и годы, так как нельзя развить скорость больше пяти тысяч километров в секунду. Интересно, сколько времени протекло на Земле? Универсальным часам после их странного поведения при суперсветовой скорости я не доверял.
За очередной едой академик сказал мне:
— А эта Сверхновая — старая знакомка ученых: первую ее вспышку они наблюдали на Земле еще в 1604 году.
— Скажите, — перебил я Самойлова, — сколько лет мы уже в пути по земному времени?
— Не знаю, — был ответ. — И, признаться, это меня не беспокоит. Земля, безусловно, вертится, а человечество наверняка достигло высочайшего развития цивилизации. И мы по-прежнему молоды.
— Положим, не так уж молоды, — намекнул я.
— Это еще как сказать, — бодро отпарировал академик.
Однако через минуту он помрачнел.
— Прожить бы еще тысячу лет, — задумчиво промолвил Петр Михайлович. — Я до конца использовал бы эти годы для изучения свойств материи.
— И скитались бы по Вселенной без родины, без близкого человека, одержимые лишь манией познания?
— Нет, я постарался бы обрести близкого человека. И, отлучаясь надолго, ну, скажем, как мы, — оставлял бы его в анабиозной ванне нестареющим…
Лида как живая встала у меня перед глазами.
— …а ты забыл об этой великолепной возможности новой науки! Другим пришлось взять на себя трудную задачу устройства Лиды в Пантеон Бессмертия. Если ты вернешься на Землю через миллион лет, все равно ее возраст не будет сильно отличаться от твоего… Да оставь свои медвежьи благодарности! Задушишь!
Но я не слушал академика и пустился, пританцовывая, по салону.
Самойлов с веселым любопытством следил за мной.
— Дорогой мой Петр Михайлович! Вы вернули меня к новой жизни.
Он поморщился:
— Избегай говорить напыщенно. От этого предостерегал наших предков еще Тургенев.
Я остановился, чтобы возразить ему, но потом махнул рукой и снова пустился в пляс.
— Странное существо любящий человек… — задумчиво сказал академик, наблюдая за мной.
Я просидел потом несколько часов перед портретом Лиды. Милый Петр Михайлович! Как отблагодарить его за эту услугу? Величие души сухого на вид академика еще ярче вырисовывалось передо мной.