Гриада
Шрифт:
Эта теория преследует меня даже во сне. Вчера, например, видел сон: как будто меня посадили в клетку, сплошь унизанную острыми зубьями. Стараюсь сжаться в комок, но зубья грозно надвигаются. Оказывается, это не зубья, а ряды тензорных уравнений, на языке которых академик «слагает стихи» о своем любимом тяготении. Они обвиваются вокруг меня, словно удавы, и душат… душат… Задыхаюсь, пытаюсь крикнуть… Все пропадает, но тяготение усиливается. Что такое? Вокруг меня — океаны ослепительно-белого огня. Где же клетка? «Мы уже не в клетке, — смеется неведомо откуда взявшийся Петр Михайлович и подмигивает левым глазом, — мы на поверхности белого карлика. Я специально
Ни о чем не спрашивая, послушно следуем за своими «опекунами» и вскоре попадаем в сферический зал, где во всю стену высятся телевизионные аппараты. В полумраке замечаю приближающегося Югда.
Это один из помощников Элца, двухметровый детина.
Он мне не нравится. У него неприятные глаза и огромный нос, вся его черно-бронзовая физиономия производит отталкивающее впечатление. Убежден, что ему незнакомы чувства, хотя бы отдаленно похожие на человеческие. Этот грианин — олицетворение голого разума. Странно видеть холодное, безжизненное лицо Югда, пытающееся изобразить приветливость. Оно скорее напоминает маску, а улыбка — гримасу. Я давно понял, что грианам незнакомы улыбка и смех.
Просто они пытаются подражать нам.
— Здесь Главный телецентр планеты, — поясняет Югд. — Сейчас вас будет изучать население Гриады.
Слово «изучать» неприятно режет слух. Перехватываю насмешливый взгляд академика и зло шучу:
— Подопытный кролик номер два — бывший землянин Виктор Андреев. Специально проделал путь в тридцать тысяч световых лет, чтобы позировать здесь на задних лапках…
— Повернитесь! — командует в этот момент Югд, делая оператору знак переключить аппарат.
Я упрямо стою на месте, не желая быть для них заводной куклой. Академик выпячивает нижнюю губу, собираясь, вероятно, уговаривать меня. Но Югд так свирепо смотрит, что по коже пробегает мороз. Послушно поворачиваюсь, сажусь, встаю, поднимаю и опускаю руки, подтрунивая над собой и академиком.
— Представляю наши глупо улыбающиеся физиономии на экранах бесчисленных телевизоров планеты, — говорю я Самойлову.
— На Земле мы точно так же изучали бы обитателей другого мира. И ты первый стремился бы рассмотреть, их получше.
Петр Михайлович прав, и я молчу. После «изучения» нам любезно предложили один из телеаппаратов для обзора планеты. Шаг за шагом знакомимся с необычайным миром Гриады. Особенно запомнилось мне северное побережье Фиолетового океана. На экране нескончаемой чередой плывут огромные города под такими же, как над Трозой, прозрачными крышами из особого рода поляроида, [8] научные центры, роскошные виллы, стадионы и цирки. Желтовато-белые здания все той же странной уступчатой архитектуры утопают в буйной тропической растительности. По-видимому, побережье служит местом отдыха. По роскошным аллеям прогуливаются группы гриан; на открытых террасах, спускающихся прямо к морю, гриане загорают. Они, очевидно, хотят, чтобы их и без того черно-бронзовая кожа стала под палящими лучами солнца и центра Галактики еще темнее. Время от времени гриане уходят под навесы. Видимо, даже их организм не может долго выдерживать неимоверный зной. Иногда мы слышим звуки какой-то странной, но довольно ритмичной
8
Поляроид — прозрачный материал, пропускающий лучи света под строго определенным углом.
Передвигаю диски настройки аппарата, и побережье исчезает. Теперь кругом расстилается безбрежная водная гладь. Продолжаю вращать диски. На экране внезапно вырисовывается неведомый материк или огромный остров. Югд, тихо переговаривавшийся в это время с оператором, с быстротой молнии бросается к пульту и рывком выключает аппарат. Я успеваю заметить лишь высокие пальмовидные деревья, цепь красноватых гор за, ними и какую-то необычную серебристо-голубую гору огромной высоты в форме шара.
< image l:href="#"/>Резко оборачиваюсь, чтобы узнать, почему он выключил аппарат. Всегда уравновешенный, почти безжизненный, Югд взволнован и смотрит на меня враждебным взглядом своих неприятных глаз.
— Нельзя… — произносит он. Металл так и звенит в его голосе.
— Почему? — изумленно спрашиваю я.
Грианин молчит, он явно не хочет отвечать. Очевидно, мы краем глаза коснулись какой-то тайны.
Медленно протягиваю руку снова к диску включения и жду, что будет делать Югд. Самойлов предостерегающе берет меня за локоть.
— Оставь, — мягко говорит он, осторожно косясь на Югда. — Вероятно, у него есть причины так поступать.
— Нет, вы видели, Петр Михайлович! Колоссальная гора правильной геометрической формы! А какой чистый серебристо-голубой цвет! Что бы это могло быть?
— Я думаю, мы это вскоре узнаем, — отвечает академик, понизив голос.
Югд подозрительно вслушивается в наш разговор, но, ничего не поняв, выходит в соседний зал, бросив оператору какое-то приказание. Оператор полностью отключает телеаппарат.
Присматриваемся к оператору. На первый взгляд он ничем не отличается от тех гриан, которых мы встречали до этого; но при более внимательном наблюдении я замечаю, что в отличие от Элца и Югда, которые держат себя высокомерно и уверенно, в поведении оператора чувствуется какая-то подавленность, а в глазах не горит тот огонь знания, который так красит уродливые лица гриан. Внимательно смотрю оператору прямо в глаза. Он быстро опускает их. Глаза у него как у ребенка: чистые и ясные. Впечатление такое, что по развитию он недалеко ушел от новорождённого младенца. Оператор отворачивается к пульту и продолжает работать с поразительной быстротой, словно автомат, безошибочно ориентируясь в путанице приборов и деталей сложной радиосхемы. Его движения кажутся заученными, неосмысленными. Вероятно, это результат многолетней однообразной повторяющейся практики.
— Друг, — говорю я, — нельзя ли снова включить телеприемник?
Оператор пугливо осматривается по сторонам и отрицательно качает головой. Мы уже довольно свободно объясняемся с грианами с помощью портативных лингвистических аппаратов. Поэтому я продолжаю допытываться:
— Почему нельзя?
Оператор смотрит на дверь зала, куда только что вышел Югд, и тихо роняет непонятные слова:
— Я не знаю, почему… Мы как в темноте… Нельзя нарушать великий распорядок жизни… иначе — ледяные пустыни Желсы.