Гридень 2. Поиск пути
Шрифт:
Моя рука устремилась назад с раскрытой ладонью, обращенной к тем, кто шел позади. Да, я внедряю систему сигналов, которая в той или иной степени использовалась в будущем в спецназе. Но точно не следовало кричать, или каким иным звуком обозначать то, что передовая двойка бойцов увидела опасность.
Не спеша, чтобы меньше создавать звуков, я направился вперед, нужно было узнать причину остановки. Мы уже, судя по полученным от пленных данным, должны были прийти к одному из мест сбора сектантов-бунтовщиков. После таких пыток, которым подверглись пленные черемисы, люди не умеют врать, они и думать разучиваются, только воспроизводят уже имевшуюся
Это не беспечность, или излишняя самоуверенность врага, а логика. Ну кто же пойдет воевать в лес, если там засели сотни воинов, лучше ориентирующихся на местности?! Но такие нашлись, тому доказательство наше присутствие тут, в лесу.
— Что видишь? — спросил я шепотом.
— Люди, полтысячи, точно. Среди них воинов не более сотни, — сообщал десятник Фома.
— Дети? — спросил я.
— Да, — решительно отвечал десятник.
Я отошел обратно, чтобы передать команды иным десяткам. Сейчас тут будет собираться свою жатку старуха с косой. При этом у меня просто не будет шансов на спасение детей.
Не правильно это и можно было спасти детей, после потесниться, поделиться с ними едой? Может и так нужно поступать, вот только те, кто нападал, они не щадили детей. Тут их никто особо не щадит. И мое проявление неоправданной для средневековых людей слабости сильно аукнется в будущем. Потому я не отдавал приказа всех зачищать, а лишь приказал атаковать. Так совесть не черная, так она мутно-серая.
Нас было две сотни. Воевода Иван Ростиславович выполнил свой долг сюзерена и прислал людей. При этом даже производился отбор ратников, когда предпочтение отдавалось тем воинам, которые умеют ориентироваться в лесу и тихо ходить.
Так что в этот раз у противника вовсе было без шанса.
— Про языков не забывайте! — сказал я, прежде чем дать отмашку на атаку.
Тут уже знают, кого я называю «языком».
Первыми полетели стрелы и арбалетные болты. Все знали, в кого нужно целиться, потому уже через пять секунд, тех, кого можно было бы считать за охрану стоянки, были убиты. Другие вражеские воины оказывались без оружия. Противники рванули было к пирамидкам из копий, чтобы вооружиться, но это было предсказуемо туда уже перенацелили свои луки стрелки.
Полминуты, не больше, длился обстрел врага, а после из кустов на поляну выбежали воины Братства. Разница между обороняющимися и нами, была колоссальной. Только два врага оказались в кольчугах, но они, как раз, оставались дальше всего от копий, сложенных пирамидками. Так что в броне, но без оружия. Остальные же в рубахах и шерстяных одеждах, похожих на пальто.
С криками и воплями, женщины и дети рванули вглубь леса, им во след ничего смертоносного не летело. Нужно было быстро разобраться с вражескими воинами, чтобы они не выстроились и не смогли оказать хоть какое-то сопротивление. При таком бое даже один тяжелораненый союзник — это уже большие вопросы об успешности сражения.
— Сдавайтесь! — выкрикнул я.
— Жизнь даруешь? — спрашивал кто-то из врагов.
— Нет, но детям и женщинам дам уйти к черемисам, — ответил я, уже не будучи уверенным, а стоит ли предлагать будь какие условия.
Мои воины с остервенением резали чухонцев, у которых уровень владения копьем был очень низок, да еще и бесдоспешными все оказались.
— Прекратить! — прокричали со стороны
После я увидел, как на центр поляны выходит на вид сильный, рослый воин. На таком только пахать и пахать, а он в разбойники падался, да свой разбой оправдывает религией и притеснениями.
— В какую сторону ушел жрец? — спросил я первым делом.
Именно его жреца, этого возмутителя спокойствия, и нужно было изловить, тогда все восстание пойдет на спад.
— Женщины и дети, — напомнил я черемису, намекая, что могу убить их.
— Ты не держишь слово. Уговор был, что мы сложим оружие, взамен на жизни своих детей, но не было сказано о том, что я должен что-то рассказывать, — возмутился мужик.
И чего им не жилось? Вот этот говорит на русском языке почти что чисто, не глупый, видно, что и работать умеет. Вряд ли его мозолистые руки от того, что долго тренировался с копьем. Так что? Поругание веры? Вот чего я тут не видел, так этого. Сами русичи в своем большинстве двоеверцы. Капища никто не срывает, пусть они и не напоказ, а спрятаны в лесах. Работай себе, да живи, молить, только тихо тому богу, которому хочешь! Нет, восстание им подавай!
— Я сказал о сдаче, значит после нее ты в моей власти и, если мне нужно о чем-то спросить, то я это делаю, а ты отвечаешь, — жестко говорил я. — А еще… Я могу свое слово и нарушить. Мне тоже слово давали и ряд, но нарушили твои же соплеменники. Так что говори! Бабы с детьми убежали в сторону ухода иных ваших воинов? Еще на кого-то нападаете? Если так, то я не смогу спасти жен и сыновей твоих, они станут мешать моим замыслам.
Мужик сверлил меня взглядом. Да, он поставлен перед выбором: либо сдать жреца и ту часть воинов, что отправилась с ним, скорее всего, на очередной разбой, либо спасти свою семью. И я был в решимости даже убивать женщин и детей, если выбором этого недовоина будет в молчать.
— Нет, они не побежали в сторону жреца, они к дому побежали, в ту деревню, откуда мы, — понурив голову отвечал мужик. — Там родичи остались, там мы не воевали. Принять могут, тем более, что есть…
— Там спрятаны ваши пожитки? Скот и иные вещи? — догадался я.
Судя по тому, как вспыхнули глаза пленного, а после он и вовсе, чуть не упал обессиленный, я правильно понял. Вот теперь, если забрать скот и весь скарб, то и родственники не примут.
То, что черемисы прятали свои пожитки, являя секте лишь часть имущества, говорило в пользу того, что и сами участники бунта не сильно доверяли жрецу, раз не пришли в его общину со всей скотиной. Жрец им друг, но еда дороже. Так и получается. Или же доля здравого смысла в головах людей имеется. Так зачем все это, обреченное на провал и кровь?
— Я тебе даю слово, что не сразу я отправлюсь к твоим родным и пойду туда не убивать их, а чтобы забрать часть скота, но я оставлю прокорм им, чтобы дошли о родственников. Но ты же сам понимаешь, что убить твоих родных могут уже там, куда они отправятся, — сказал я и отошел.
Геркул… Он стал кем-то вроде начальника моего штаба, на нем и планирование, с согласованием со мной, конечно, и добыча информации. Не то, чтобы я отдал сотнику бразды командования, отнюдь, но я хотел понять уровень компетентности Геркула, что ему можно доверить, а о чем поговорить, обсудить, как воспринимается нами одно и то же явление. Не исключено, что и мне нужно поучиться у Геркула, но сперва нужно увидеть, чему именно. А еще очень хотелось иметь рядом соратников, единомышленников.