Григорий Явлинский
Шрифт:
Говорить о духовном мире, в котором живет человек, всегда трудно. Наверное, легче было бы описать словами язык музыки или пешком прогуляться на Марс. Но не поняв, какие страсти бушевали в его сердце в эти годы, мы не сможем понять, почему он поступил так, а не иначе в 1994, 1995 и последующих годах. Не сможем понять, почему в декабре 1993 года радостный гомон «яблочников» заглушил хрипатый голос Жириновского, обогнавшего их у самого финиша. Не сможем понять, почему Г. Явлинский долгие годы находится в меньшинстве, почему для многих своих соотечественников он остается «терра инкогнито». Не сможем понять, кто просит о помощи и каким образом Г. Явлинский собирается эту помощь оказать.
Умерла
Думает ли она о политике? Поддерживает ли демократию или тоталитаризм? Ей бы хлеба досыта, да чтоб дети не болели, а какое там государственное устройство, какой политический режим… Вряд ли она думает об этом. Но не спешите упрекать ее и подобных ей, путающих слово «рынок» и «базар», в неразумии, в отсутствии политической культуры и тому подобных грехах. Как знать, может быть, на этих неразумных земля держится? Только много ли у них сил? Умирают они, не успев вырастить своих детей. Уж очень трудно стало жить. И им самим, и их детям нужна помощь. Хлеб их горький и соленый, потому что потом и слезами полит.
Сейчас часто говорят об экономическом хаосе, о политической нестабильности, но мало кто вспоминает, что за всем этим слышится чье-то отчаяние, что за эти годы принесены невосполнимые жертвы, которые нечем оправдать. Боль утрат смешалась с надеждой, отчаянье — с верой. Большая пропасть образовалась между правителями и народом. Правители говорят о стабилизации, а народ не понимает их. Народ бунтует, тысячи людей выходят на железнодорожный путь, садятся на рельсы, блокируют движение. Они возмущены не только тем, что им уже два года не выплачивают зарплату, но и унижением своего человеческого достоинства. А правители не понимают их. Можно ли преодолеть эту пропасть?
Язык разума, светлого разума бессилен здесь. Язык чувств слаб и не найдет отзыва. Интуиция тоже бессильна. Пожалуй, лишь молитва, идущая от сердца, сможет преодолеть пропасть и будет повторяться из уст в уста, придавая хаосу очертания осмысленности.
Люди, погруженные в сиюминутные проблемы выживания, подчас не понимают происходящих перемен и не могут правильно реагировать на них. Полоснула молния августа 1991 года, заставив многих вздрогнуть в испуге, но мало кто понял истинный смысл произошедшего. Молния октября 1993-го года и вовсе оставила многих людей равнодушными, хотя именно тогда решался наиважнейший вопрос, определивший судьбу демократии в России. Нерв политической жизни, проходящий наверху, в верхних эшелонах власти и замкнулся. Большинство населения осталось безучастно к судьбам своих избранников — народных депутатов. Их не то, чтобы не поддержали, их просто не поняли.
Можно долго рассуждать об утрате инстинкта самосохранения, об утрате веры, об отчуждении народа от своих правителей. Можно даже обозвать весь народ, как это делают западные и американские исследователи, шариковыми и швондерами… Грязное дело — дело нехитрое. Куда труднее найти общий язык с людьми, вдохновить их не популистскими лозунгами, но идеей истины и увлечь за собой. Все эти упреки в адрес народа, рассуждения об отсутствии лидера, о том, что надо ждать несколько поколений, очень напоминают мне диалог воронов:
Ворон к ворону летит ВоронРановато нас еще хоронить. Я верю, что у народа есть еще творческие силы, есть вера и Бог. Я знаю, что есть и лидеры. И не перевелись еще богатыри на русской земле. В той темноте, которая сгустилась над страной, где бесправие и беззаконие стали нормой, где деньги с откровенной наглостью заняли место святыни, ориентироваться надо духовным зрением. И оно есть у многих людей. Есть духовное зрение у женщины, воспитывающей пятерых детей, есть духовное зрение у шахтеров, требующих защиты своих человеческих прав. Есть оно у врача, который, не получая зарплату месяцами, продолжает лечить людей бескорыстно. Есть оно у учителя, работающего за чисто символическую плату, да и ту получает через раз, потому что надо работать, потому что дети пришли на урок и ждут… Дерзну сказать, что есть духовное зрение и у Явлинского, который говорит:
— Надо слушать шаги Господа и следовать за ними.
Он много говорит о демократии, об экономических реформах, но, может быть, наиболее ценное из всех его программных заявлений следующее:
— Мы боремся не с коммунизмом, мы боремся с бедностью.
В 1992 году он сравнивал свои первые шаги в политике с прогулкой босиком в туалете. Наверное, ему самому это показалось наивным, когда якобы случайно загорелся пожар в его родном ЭПИцентре; когда во время президентских выборов 1996 года анонимные телефонные звонки требовали от него снять свою кандидатуру, угрожая жизни его детей.
Как известно, шапка Мономаха тяжела. Не тяготит она только голову кесаря. Так уж устроен человек, что держит в сердце своем, то и исполняется. Ты можешь сколько угодно повторять фразу: «Все для блага России», но если в тайниках души гнездятся помыслы о славе и богатстве, то славу, богатство и получишь, потому что кесарю кесарево. Если душа твоя до самых глубин, вся насквозь чиста и действительно все помыслы о судьбе родины, то никто не сможет помешать тебе. Каким обернется Явлинский? Злодеем, святым?
А может, исчезнет, сойдет с политической сцены? Сейчас только одно могу сказать определенно. Если сердце его чисто и исполнено поиском истины, а не личной выгоды, то рано или поздно он будет услышан и уже не меньшинством, и не большинством, а всеми.
Почему так трудно стало жить?
Приближался 1993 год. На посту премьер-министра находится В. Черномырдин. В начале его деятельности многие возлагали на него большие надежды. В газетах писали, что «новое назначение в российском руководстве должно прибавить энергии всей стране» [112] . Однако процесс реформирования был все так же абсурден, как и в начале пути. Население потуже затягивало пояс. Депутаты перешли на стихи и вместо прозаических поисков выхода из кризиса, то и дело цитировали: «Умом Россию не понять». Противостояние между парламентом и президентом нарастало, приближаясь к своему кровавому апогею.
112
Известия. 1992. 2 июня.