Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
После столь разнородных выступлений получил слово — 5 февраля, за пять дней до закрытия съезда — и Зиновьев. Сначала восславил Сталина, затем, как и обещал в письмах, занялся самокритикой. Перечислением своих ошибок.
«Я имел претензию навязывать партии свое особое понимание ленинизма, свое особое понимание “философии эпохи”».
«Я попытался нарушить основные законы марксизма-ленинизма, основные законы диктатуры пролетариата».
«Когда Стэн показал мне махрово-кулацкую, контрреволюционную “правую” платформу, то я... стал хранить секрет Стэна, который на деле оказался конспирацией
«Я сблизился с троцкизмом».
«Основным теоретическим узловым вопросом, на котором я сбился,.. был вопрос о построении социализма в одной стране».
«В свое время употребил совершенно ошибочную формулировку, сказав, что “вопрос о роли крестьянства... является основным вопросом большевизма-ленинизма”».
«Мной совершена целая цепь ошибок и в коминтерновском, и в иных вопросах. Достаточно назвать крики о так называемом будто бы недемократическом режиме в нашей партии,.. подход к “законности” фракционной борьбы».
Хотя Зиновьев курил фимиам Сталину все время, пока выступал, завершил речь все таким же славословием:
«Товарищи, сколько личных нападок было со стороны моей и других бывших оппозиционеров на руководство партии и, в частности, на товарища Сталина! И мы знаем теперь: в борьбе, которая велась товарищем Сталиным на исключительно принципиальной высоте, на исключительно высоком теоретическом уровне, что в этой борьбе не было ни малейшего привкуса сколько-нибудь личных моментов. И именно когда я глубже, по выражению товарища Кагановича, понял свои ошибки и когда я убедился, что члены Политбюро и в первую очередь товарищ Сталин, увидев, что человек стал глубже понимать свои ошибки, помог мне вернуться в партию, именно после этого становится особенно стыдно за те нападки, которые с нашей стороны были.
Настоящий съезд есть триумф партии, триумф рабочего класса»673.
Сошел Зиновьев с трибуны под аплодисменты. И нельзя было понять: относятся они к покаянной речи или стали свидетельством глубочайшего уважения к ближайшему соратнику Ленина, к человеку, семь лет возглавлявшему Коминтерн — всемирную коммунистическую партию.
3.
Многие из бывших лидеров оппозиций различного толка, публично раскаявшиеся в своих ошибках и заблуждениях, признавших правоту ЦК, после 17-го съезда получили хоть и не прежние, чрезвычайно высокие, но все же достаточно солидные должности. Бухарина утвердили ответственным редактором газеты «Известия» — официоза, органа ЦИК СССР; Каменева — директором Института мировой литературы; Пятакова — первым заместителем наркома тяжелой промышленности; Ломинадзе — секретарем Магнитогорского горкома партии. Сохранили свои посты Рыков — нарком связи СССР, Радек — заведующий Бюро международной информации ЦК ВКП(б).
Конечно же, хотелось повысить свой статус оставшемуся в забвении и Зиновьеву. Чем он хуже, скажем, Бухарина, оказавшегося кругом неправым со своей ориентацией на зажиточных крестьян, со своим отнюдь не забытым лозунгом «Обогащайтесь». 4 апреля, обуреваемый желанием напомнить о себе, Григорий Евсеевич решил снова обратиться к Сталину. Письменно, так как на встречу больше не надеялся. Сначала набросал черновик:
«Не в официальном порядке, а Вам лично, тов.
Чисто литературная работа моя тоже протекает в довольно трудной обстановке. Я слишком в стороне от всех и от всего. Сотрудничество в “Правде” идет туго. Работа в “Большевике” тоже наталкивается на трудности. Обзоры у меня не ладятся из-за такой мелочи, что не могу доставать всей мировой иностранной литературы — все вынужден выпрашивать по кусочкам и т. п. Обращался к Культпропу ЦК — безуспешно. Культпроп же задержал переиздание моей книжечки о Либкнехте в Партиздате (а тем и всякую работу для Партиздата). Ей-ей, теперь нет абсолютно никаких оснований к тому, чтобы ставить мою литра- боту в такие условия.
Очень, очень прошу 1) улучшить обстановку моей литературной работы и 2) это главное — дать дополнительную нагрузку не только по линии литературной работы».
Перечитав написанное, Григорий Евсеевич явно понял — вышла откровенная жалоба, да еще и со слезливой просьбой ему предоставить некий пост. И переписал письмо, резко сократив:
«Обращаюсь к ПБ и Вам лично, тов. Сталин, с горячей просьбой: если возможно, дать мне теперь какую-либо постоянную работу кроме писательской. Любую работу, которую ЦК мне поручит, я постараюсь выполнять хорошо и оправдаю доверие партии, непременно и во что бы то ни стало».
Сталин письмо Зиновьева получил, прочитал и решил отделаться от настойчивого попрошайки. Резолюция оказалась предельно краткой — «Арх(ив). Ст(алин)»1. Вроде бы свидетельствовала, что для генсека «вопрос» окончательно «закрыт». И все же по его поручению Зиновьева ввели в состав обновленной редколлегии «Большевика». Сокращенной с десяти до четырех человек. Включавшей, помимо Григория Евсеевича, ответственного редактора В. Г. Кнорина — директора Историко-партийного института, А. И. Стецкого — заведующего Агитпропотделом ЦК, решительно отмежевавшегося от Бухарина и примкнувшего к Сталину, и П. Н. Поспелова, недавно закончившего учебу в Институте красной профессуры и недолго проработавшего в «Правде».
Новая редколлегия приступила к работе, подписав к печати журнал № 7 от 15 апреля.
Казалось, Зиновьеву о лучшем пока и не стоит мечтать. И все же он оказался неудовлетворенным. 11 мая вновь направил Сталину послание-просьбу о своей работе.
«Очень прошу, — писал Григорий Евсеевич, — извинить меня, что я обращаюсь еще раз по тому же вопросу. Разумеется, я очень рад работе для “Большевика” и усердно буду вести здесь всякую работу, в том числе и самую черновую. Но главная моя беда осталась: я опять только за письменным столом.
Я просился (и прошусь) в “Правду” в надежде на то, что если бы я работал там, я мог бы иметь более живую связь с практической жизнью, мог бы поездить по нашим стройкам и т. д.
Решивши раз навсегда говорить Вам все начистоту, я хочу высказать просьбу: может быть, ЦК счел бы возможным дать мне, кроме работы в “Большевике”, еще какую-нибудь работу? Если не сейчас, то, может быть, несколько позже подвернется такая работа, которую Вы сочтете возможным мне поручить. Всякое поручение ЦК постараюсь исполнить как следует».