Гринтерра
Шрифт:
— Харон… — тихое приветствие с поклоном от Жарго и вот уже несколько человек кидали монеты прямо в водную гладь хранителя города.
Причал для кораблей поразил бы любого моряка своими масштабами. Словно высеченная из скалы, длинная платформа встречала у себя множество судов с разных частей континента. Здесь стояли корабли всевозможных форм и размеров, а расцветка парусов многое могла рассказать о владельцах своих судов. Жарго даже сглотнул слюну, когда увидел пришвартованный фрегат империи Эйдос, что был окрашен в белый цвет с синей линией вдоль всего корпуса судна. Его парус был и вовсе тёмно-синего цвета с золотым листом клёна по середине.
—
«Призрак» плавно проходил вдоль всей стоянки судов, пока не начал швартовку у место отмеченного белым флагом.
— Геккель! Бери пятерых людей и начинайте доставать рабов из трюма. Поведём их караваном по второму маршруту. Девчонку накройте чем-нибудь. Тёмная королева будет не рада торговле детьми.
Когда Камалию вывели на свет факелов, её взгляду предстал, потрясающий её воображение, вид. Чёрные стены вокруг города будто вырастали из скал и уходили так высоко, что высота Тиабата показалась уже не столь величественной как раньше, но когда Кама повернула голову в сторону широкой горной пристани и дороги ведущей в город, то её рот ненароком открылся. В сумраке виднелось очертание тысяч каменных построек, из труб которых выходил сизый дым, сливаясь с ночным туманом, а в центре, возвышаясь словно господин над своими подданными, вырастал бастион. Множество мостов вело к нему, но большая часть из них уже были обрушены или разобраны. Огромная крыша в форме широкой каменной ели накрывала бастион сверху, словно щитом, закрывая правителя города от света солнца.
— Пошевеливайся малявка! — Геккель подтолкнул юную Бадд по трапу вниз и, сковав её одной цепью с остальными рабами, накинул на неё плащ.
Девочка начинала привыкать к подобному обращению. Словно маленький котёнок она могла лишь огрызаться, шипеть и показывать свои клыки обидчикам, но не более того.
Судя по зданиям и количеству времени, что должно было уйти на постройку всего города, даже маленькой девочке становилось понятно — этот город с очень древней историей, по сравнению с которой её жизнь лишь искра из огромного многовекового костра Адаида. Широкая дорога выходила на огромную площадь, вымощенную гранитной брусчаткой. А в центре площади же возвышалась пышная высокая малахитового оттенка ель, возвышающаяся над всеми зданиями вокруг площади.
На площади собралось множество людей разного сорта: наёмники, торговцы, полураздетые девушки и женщины, матросы со стоявших в гавани судов. Среди них выделялось четверо мужчин, направляющихся к вечнозелёному дереву, одетых в кожаные доспехи с пришитыми к ним стальными пластинами. Между ними уверенно шагал лысый покрытый морщинами мужчина с козьей бородкой и густыми бровями, его глаз не было видно в сумраке туманного вечера, а под веками были нанесены толстым слоем чёрные тени. С его пояса свисала оголённая сабля, и там же виднелось несколько разной формы кинжалов. Тело хоть и было худым, но отличалось отлично развитой мускулатурой, а часть плеч и груди была покрыта татуировками с изображением ветвей хвойного дерева.
Мужчина с сопровождением подошёл к мощному стволу ели, к которому был привязан человек. Посмотрев ему в глаза, он плюнул перед ним на землю, выказывая своё неуважение пленнику. Воины козлобородого окружили дерево и повернулись лицом к галдящей толпе. Оратор же, разведя руки в стороны, обратился к населению города-крепости.
— Все вы знаете, что недавно группа матросов во главе с этим капитаном напала на ближайший к нам форт Эйдоса, «Сонм Зверя», чем нарушили
— Да пошёл ты, Хейч! — кровавый плевок из разбитого лица попал оратору на татуированную грудь. — Да пошли вы все! Слабаки! Трусы! Дом Ели стал слабым! И вы, вы все! Сдохните вместе с ним! И в особенности ваша грёбаная королева, дельфин ей в русло!
Остриё клинка в мгновение ока оказалось возле глаза пока ещё живого пленника и медленно начало входить в глазное яблоко под дикие крики Роберта Яза.
— Не смей оскорблять королеву в моём присутствии, червь! — Хейч, кажется, разозлился не на шутку и еле сдерживал себя, чтобы не закончить это представление немедленно. — Ты не стоишь даже одного её взгляда, не говоря об остальном…
Недовольный представитель местной власти сорвал одну из иголок ели, длинной около одного пальца, и, повертев её в руках, вонзил в грудь пленника, вызвав у того очередной крик.
— Казнь называется «Еловый ёж»!
Он начал срывать иголку за иголкой с веток дерева и вгонять их до упора в тело провинившегося. Камалия несколько раз хотела отвернуть голову, но Геккель схватил её за подбородок и заставлял наблюдать за всем представлением, кривя свой гадкий рот в ухмылке.
— Посмотрели и хватит! — жирная харя Жарго растянулась в слащавой улыбке от созерцания ужаса на лицах рабов. — Если попробуете сбежать, то эта смерть вам покажется лёгкой.
Работорговец повёл свой караван дальше через город под светом алых фонарей. С каждым шагом к горлу девочки подступал тяжёлый ком. Её разноцветные глаза привлекали взгляды проходящих мимо мужчин и женщин, позволяющих себе разнообразные нецензурные высказывания в её направлении. Пройдя почти весь город и петляя по узким переулкам между сложенных из камней домов, вереница не то людей, не то животных подошла к огромному зданию, построенному из крупных обработанных камней, имеющих дополнительный каркас в виде обчищенных брёвен, с вырезанной снизу информацией для продавцов и покупателей рабовладельческого аукциона.
***
Камалия стояла за высокой и длинной ширмой, скрывающей её от покупателей. Зал освещался множеством факелов, висящих на стенах, а на сцене стояли широкие железные блюда с горящим в них маслом. В зале был слышен смех и гомон взрослых мужчин и вскрикивания молодых представительниц древней профессии. Запах тлеющей травы с примесью каких-то едких ароматов резал чуткий нос юной рабыни. Ожог от рабской метки на спине уже не болел, но тем не менее, Камалия поглаживала его рукой, дотрагиваясь до затвердевших слоёв восстанавливающейся кожи.
Перед тем как поставить товар за ширму на сцене, её отмыли здешние служанки, которые, видимо, находились здесь с возраста Камалии. Вместо тех грязных обвязок, что были на ней с Тиабата, на неё надели чистую белую хлопковую рубаху до колен. Кама пару раз пыталась сбежать, но все двери оказались заперты, и в узком помещении она ничего не смогла противопоставить вооружённым стражникам.
“Эти воины не те олухи, что были под руководством Алатаса. Если бы им приказали меня убить, то зарубили бы и не повели носом.”