Гробница вервольфа (Принцесса-чудовище)
Шрифт:
– А сейчас, когда ее нет, что вы думаете?
Шарлотта пожала плечами, ниже опустив голову, должно быть, ей было стыдно за дурные мысли о матери. Словно подтверждая это, она, давясь слезами, произнесла:
– Как же я могу верить им? Ведь так не бывает, чтобы человек не мог выходить, когда ему вздумается. Я нигде, ни в одной книге такого не встречала, а там пишут про все на свете.
Наверное, девушка стояла перед неким барьером – у нее, похоже, появилось желание удостовериться на собственном опыте, поражена ли она на самом деле этой странной болезнью. Марго понимала: заниматься подстрекательством,
Шарлотта подняла голову, в ее глазах отпечаталась паника:
– А коль про мою болезнь правда, то… как посмотрит Михаил Аристархович?
– Он знает, Шарлотта.
– Знает? – вздрогнула девушка. – А со мной не говорил…
– Очевидно, для него ваш недуг не имеет значения, – с чуть заметным огорчением сказала Марго. Нивелируя случайно прорвавшееся отношение, она пересела на кровать и тоном заговорщицы сказала: – Оставим это. Не могли бы вы рассказать о ваших родственниках? А то боюсь попасть впросак, не зная людей. Вдруг я их чем-то невзначай оскорблю и даже не догадаюсь.
– О ком именно вы хотите знать?
– О кузене и дяде. Еще о де ла Гра.
– Мне не нравится де ла Гра.
– Отчего же? Он воспитанный и галантный человек.
– Не знаю. При его появлении… мне становится не по себе. Смотрит на меня как волк, заставляет пить всякую гадость. Почти не разговаривает со мной.
Марго применила тактику сплетницы – лукаво улыбнувшись и приставив губы к уху девушки, прошептала:
– А по мне, так он влюблен в вас.
– Де ла Гра? Да что вы! Он не умеет любить. Он педант и нудный, а такие любят только самих себя.
– Давно ли вы его знаете?
– Всю жизнь. Он учился во Франции, практику проходил в Германии, но постоянно приезжал к нам. Даже, пожалуй, часто для ученого, которому необходимо время для занятий наукой. Мать его обожала, давала деньги, ведь он лечил меня. На первом этаже в пристройке он держит лабораторию, но туда никого не пускает. Даже мать в нее не заходила.
– Отчего же не пускает? – насторожилась Марго.
– В лаборатории яды, их пары смертельны, а он часто оставляет на долгое время выпаривать снадобья. И они могут взорваться при появлении людей, не знающих мер предосторожности.
– Это он так говорил?
Шарлотта кивнула.
– А лаборатория сообщается с домом?
– Нет. Вход с другой стороны.
Марго прошла к полке с книгами и, будто заинтересовавшись маленькой библиотекой, рассматривала томики, а думала о де ла Гра. Почему он не пускает никого в лабораторию? Кстати, профессор обмолвился, что любит работать по ночам, а вход в лабораторию отдельный, значит, его невозможно проконтролировать. Одно не ясно: какая ему выгода стать убийцей? А вдруг он, понимая, что герцогиня не отдаст дочь за него, хотел заполучить Шарлотту? Зачем же тогда ему натравливать народ и на девушку? Марго похвалила себя за не свойственную ей сдержанность, когда чуть было не разоткровенничалась с ним.
– Вы увлекаетесь трудами философов? – спросила, лишь бы о чем-нибудь говорить. – Нетипично для девушки.
– Мне нравится читать их рассуждения,
– У моего брата огромнейшая библиотека, есть весьма редкие книги, писанные вручную. А как отнеслись ваши родственники к предложению Мишеля?
– Все были против, вам должно быть понятно, почему.
– Угу, понятно. А дядя почему живет с вами?
– Деваться некуда. Род фон Бэров практически пресекся, денег не имелось, а карьеру он отказался делать, ничего не умеет. Мать поначалу давала дяде деньги на содержание, но ему всегда было мало. Ей надоели его никчемность и расточительство, она оставила его без средств, заставила жить у нас. Он смирился. Правда, изредка ему удавалось выклянчить денег, тогда дядя выезжал навестить друзей в Германии, Италии и Франции.
– Я слышала от него, он не ладил с вашей матушкой.
– Постоянно говорил ей дерзости, потом просил прощения, потом пил.
– А как он относится к вам?
– Считает, я испортила всем жизнь. Он неинтересен.
– Возможно. А кузен?
– Кузен в короткое время промотал наследство. Мать считала своим долгом образумить его, приказала приехать сюда и воспитывала, что ему было не по душе. Он сбегал отсюда, отправляясь с дядей в путешествия.
– Давно они последний раз выезжали?
– Оба вернулись полгода назад, едва доехав до усадьбы, так как денег им почему-то не хватило. Мать разозлилась, сказала, больше не даст ни копейки, пока не придумают, чем полезным заняться. А в городе они часто бывают. Уж не знаю, какие у них там дела, но возвращаются оба веселыми.
– Кузен любит вас?
– В зависимости от настроения. Он бывает мил, а бывает груб и раздражителен. Я их обоих не люблю. Знаю, с моей стороны так к ним относиться нехорошо, но…
Графиня задумалась. Что же еще течет подспудно в этом доме? Однако Марго поостереглась напрямую задавать вопросы, ведь речь идет о родственниках, и «не люблю» способно обратиться в «как вы смеете подозревать моих близких». Тогда пойдут прахом все их усилия. Марго ловко сыграла недоумение, разбавив его смешком:
– Почему же, милая, вы их не любите? Они самые близкие вам люди.
Шарлотта ответила серьезно:
– Может, имея в лице дяди и кузена не совсем достойный пример, я воспринимаю их как трутней. Ведь нехорошо мужчинам ничего не делать, ни к чему не стремиться. У них было столько возможностей, а они их не использовали. Моя мать много для них делала, они же отвечали неблагодарностью. Впрочем, я тоже. Как грустно! Вы осуждаете меня?
– Нет-нет, – заверила Марго. – Это ваше право отдавать предпочтение тому или иному человеку. А как долго дядя и кузен остаются в городе?
– Иногда пропадают там по нескольку дней, чаще отлучаются на день. Но я всегда чувствую их отсутствие, в доме становится как-то… свободней.
– Нам, женщинам, часто в отсутствие неприятных людей становится лучше. Но мы засиделись, идемте, сейчас подадут ужин.
Мысли Марго были далеки от тарелок. Шарлотта рассказала много занимательного, у графини дыхание замирало от предвкушения удачи и одновременно от страха – как бы маленькая погрешность не привела еще к одной трагедии. Но в положении, когда ничего толком не известно, доказательством могут стать только улики. Ах, как бы помогла Евлампия!