Гром и молния
Шрифт:
Мэделин бессильно прислонилась к двери, закрыв глаза. Ее сердце рвалось от ужасной, нестерпимой и бесконечной боли.
— Это и твой ребенок, — прошептала она. Мэделин не знала, что хуже — то, что он уходит, или же то, что отрекается от собственного ребенка.
— Перестань разыгрывать из себя героиню дешевой мелодрамы! Все кончено. Я уже достаточно взрослый, чтобы вовремя остановиться. С этим и буду жить дальше. А ты? Ты должна была предвидеть, что рано или поздно такое неизбежно произойдет.
Он сказал так, будто считал, что их разрыв был предопределен с самого начала!
Мэделин
— Скажи мне почему? Скажи! — всхлипывая, умоляла Мэделин. Серебристые глаза Роналда сузились. Заметив, что он кинул быстрый взгляд на часы, она задрожала от смертельной обиды.
— Ах, рассказать почему? — Его голос источал ненависть. — Предпочитаешь рассказ в прозе или же в стихах? — С шумом вздохнув, он решительно расправил плечи. — Все беды начались с того момента, когда я услышал кое-что о моей законной жене. То, что я почувствовал к проклятому Алану Винтеру, заставило меня презирать самого себя. Я долго внушал себе, что не прав. Но ты принуждала меня поверить в твою измену. Ты не давала мне расправиться с этим скотом Марком, отказывалась бросить работу и быть со мной, убегала к Винтеру, как только он позовет, позволяла ему целовать себя...
Мэделин бессмысленно уставилась на него. Это же он сам сбегает, уходит к другой, но перекладывает вину на нее.
Он добавил колким тоном:
— Но что теперь об этом говорить? Ты призналась передо мной и тем жирным уродом, что он сказал чистую правду. Ты была и остаешься любовницей Алана Винтера. — Он поднял чемодан. — Может быть, хватит разговоров? Я ухожу.
Он стоял прямо перед ней, собираясь уйти, бросить ее и все забыть. И он уйдет, не узнав правды.
— Нет! — Мэделин вскрикнула, точно раненое животное. — Нет! Алан и я... между нами ничего никогда не было. Он мой босс, мой друг и ничего больше. Я призналась в другом. — Ее язык отказывался произнести страшные слова, но она знала, что должна это сделать. — Я убила... убила своего первого мужа. Я убила Джереми!
Бесконечный ужас той ночи снова встал перед ней. Она инстинктивно подняла руки, пряча лицо. Но Роналд отвел их, испытующе и безжалостно поглядев на нее.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сказала?
Мэделин молча кивнула. Ее зубы стучали, лицо стало мертвенно-бледным. Она была в таком нервном потрясении, что с трудом держалась на ногах. Не говоря ни слова, Роналд подхватил ее на руки и отнес на кровать. Он вышел из комнаты и через минуту вернулся со стаканом бренди в руке.
— Выпей.
Она отрицательно покачала головой, глядя на стакан в его руке, на его пальцы — пальцы, когда-то так нежно ласкавшие ее. Никогда больше он до нее не дотронется...
— Я виновата. — Мэделин в отчаянии посмотрела на него.
Он поднес стакан к ее губам, насильно заставляя ее выпить. Обжигающая жидкость проникла в ее желудок, алкоголь ударил в голову, затуманил глаза.
Роналд сел на кровать рядом с ней, укрыл пледом ноги Мэделин. Она не понимала, почему он так ведет себя. Она ждала иного — взрыва негодования, гнева, упреков. Ей казалось, что после ее признания он окончательно решит вычеркнуть ее из своей жизни.
— Есть только
Поморщившись, Мэделин сжала виски руками. От бренди ее голова разболелась, мысли путались.
— Тогда полиция решила, что это был несчастный случай, — с трудом ворочая языком, пролепетала она. — Я не хотела убивать его, клянусь тебе, совсем не хотела. Но он замахнулся на меня, чтобы ударить; я оттолкнула его... Он был пьян в ту ночь, он почти каждый вечер приходил пьяным. Когда я его толкнула, он упал — упал неудачно. Он ударился виском об угол стола и умер...
Захлебнувшись плачем, она упала лицом в подушку. Роналд прижал ее к себе, успокаивая, гладил по голове и шептал ей:
— Успокойся, Мэдди. Расскажи мне все. Ты раньше ничего не рассказывала о своем первом браке. Я не хотел заставлять тебя, ждал, пока ты сама на это решишься. Расскажи, тебе станет легче.
Все еще всхлипывая, Мэделин уткнулась в его плечо и начала свой рассказ. Она не скрыла от Роналда ничего: ни истории с Кэт Риверс, ни пьяных выходок Джереми, ни своего неотвязного желания уйти от него.
— Наверное, я сама была во многом виновата, — пробормотала она, стерев слезы с лица. — Я слишком многого от него требовала. Мне надо было быть мягче, мудрее. Но я тогда была совсем молодой: откуда возьмется мудрость у двадцатилетней девчонки? А Джереми всегда была нужна скорее мать, чем жена. Я не могла и не хотела становиться такой женой-нянькой. Поэтому я ушла в работу, почти перестала появляться в нашем с ним доме. Его это бесило, теперь я поняла это. И он все больше пил... Мне надо было поступать по-другому, совсем по-другому...
Она подняла голову, дрожащей рукой откинула с лица волосы.
— Но я и тогда, и сейчас вела себя глупо. Надо было давно сказать Алану, что я ухожу. Он умный и сильный человек и сам со всем справится. А вместо этого я... — Она сокрушенно уронила голову на подушку. Слезы снова щипали ее глаза. — Я упрямилась, как глупая сопливая девчонка. И все кончилось как нельзя хуже.
Мэделин изо всех сил сжала губы. Она не будет снова плакать. Не будет! Она не могла посмотреть ему в глаза: это слишком остро напомнило бы о потерянном навеки счастье.
— Милая, не мучай больше себя. — Роналд нежно отвел ее руки от лица.
Мэделин посмотрела на него безумными глазами. Эти же слова сказал ей когда-то Алан. Но почему их повторил Роналд? Может быть, из жалости? Но она не хотела, чтобы он жалел ее.
— Ты ни в чем не виновата, Мэдди, — мягко сказал он. — Джереми все равно бы плохо кончил. Он был тебе никудышным мужем: он заставлял тебя брать на себя ответственность за него, взрослого человека. И ты действительно привыкла считать себя его нянькой и отвечать за него. Не терзайся. Он сам виноват в своей смерти. Если бы он не напился и не пытался ударить тебя, ничего бы не было. Верь мне, Мэдди.