Гром и молния
Шрифт:
– …Ну, заходи, заходи! Мы тебя с Константином Владимировичем уже ждем! – Яковлев сегодня был в генеральской форме, и я поприветствовал его как положено. Улыбающемуся Синельщикову я с удовольствием пожал руку. – Садись, майор! Рассказывай!
– А что рассказывать, товарищ генерал. Я вроде все уже рассказал?
– Вот давай снова все и расскажи, да поподробнее, поподробнее… Для нас! Сам ведь понимаешь, что нам нужно. Малейшие нюансы, твои ощущения, предположения, замечания. Представь, что ты закончил серию испытательных полетов
– Буду! Чувствую, что скоро у меня во рту пересохнет.
Яковлев рассмеялся и нажал незаметную кнопку. Я пождал, пока вошедшая официантка подкатит к нам сервировочный столик, и начал говорить. Говорил я долго, очень долго. Водитель, бедолага, наверное, совсем там употел под солнцем. Может, охрана даст солдатику напиться…
– Вот, где-то так, Александр Сергеевич. В общем и целом – здорово! Просто здорово! Превосходство «Яка» полное. Главное – не ошибиться в маневре и не перегреть двигатель. Да и на бензиномер надо поглядывать… Бензин на боевых режимах – просто летит! Маловато его все-таки. Но мы понимаем, почему… А может, подвесные баки?
Конструкторы переглянулись.
– Думали мы об этом, Виктор Михайлович… Но ведь это не просто бак, его еще и пристыковать надо, значит – еще один узел, качать топливо из бака – опять узел, а все это – вес.
– А увеличить расширительный бачок? И чуть-чуть крыльевые баки?
– Надо подумать, взглянуть по-новому. До этого ведь все сокращали… Что еще скажете?
– В последнем бою был подбит один наш летчик. Очередь «месса» отбила ему законцовку крыла, и самолет падал в «плоском штопоре». Так вот, я за ним следил и считал витки… Он потом сказал, что еле-еле сумел сбросить фонарь – встречного потока воздуха ведь не было… Страшно это – падаешь, а фонарь сбросить не можешь. Не завидую я ему, такое пережить… Что-то с этим надо делать!
Синельщиков, помечая в блокноте, кивнул: «Сделаем…»
– Вот видишь, Виктор Михайлович, кто бы нам это сказал? Что еще?
– Вот по оружию… Хотелось бы сделать два тумблера включения электроспуска пушек – отдельно на мотор-пушку и на пушки под капотом. Да и на счетчик боеприпасов надо звонок какой-нибудь поставить, хоть механический. Дескать – осталась треть БК. А то я чуть не попал в последнем бою… в список геройски погибших. Проглядел БК, честно говоря. Чудом спасся.
– Это можно. Это, наверное, не проблема. Константин Владимирович, есть, кому поручить? Пометь. Да, хочу вас обрадовать! Нам под вашу серию подбросили немного «крылатого металла». Из американских поставок по ленд-лизу. Так что, если все будет нормально, мы еще немного сумеем облегчить машину. Получите «эталонные» истребители! Рад?
– Еще бы, товарищ генерал! Кто же из летчиков будет не рад такому? «Эталонные» машины! Это очень хорошо, бои ведь нам предстоят не абы с кем – против лучших немецких летчиков драться будем.
– Ну хорошо. Мы тут записали кое-что из твоего рассказа. Будем внедрять. Что еще хочешь?
– А нельзя мне на время производства этой серии получить временный пропуск на опытный завод? Приходить буду, смотреть. Может, и что-то еще
– Это можно, это ты хорошо придумал… Сделаем, конечно. К старикам-то пройдешь? Они тебя ждут.
– А как же, товарищ генерал! Обязательно и непременно! Разрешите идти?
– Здравствуй, дорогой Иван Архипович! Здравствуй, Николай Кузьмич! – Я с искренней радостью обнял старых мастеров. – Как вы тут поживаете? Здоровье-то как?
– Здравствуй, сынок! Здравствуй, Витя! А как мы поживаем? Хорошо, можно сказать. А как вы там воевали? Расскажешь?
– Конечно, расскажу. За тем и пришел. Только сначала вот… сувенир я вам привез. Не смотрите, что это просто пепельница. Тут главное – из чего она сделана! Из перегородки немецкого «Юнкерса», вот! Он так взорвался после моей очереди, что эта железяка мне в левое крыло врезалась и застряла в нем… Подарок прямо из боя, можно сказать. Смотри, там еще что-то написано, но я в немецком не силен…
– Спасибо тебе, Витя, за подарок. За память спасибо! А что – пепельница? Пепельница – дело нужное! Особенно, – старик хитро мне подмигнул, – если эта пепельница из металла сбитого немецкого бомбардировщика сделана! Тогда – это дорогой подарок. Дороже, чем из золота, во как! Ну, рассказывай! Погоди только, я мужиков покличу…
Пришлось вновь заводить разговоры. Но тут было покомфортнее. Со знаменитой мельхиоровой кружкой чая в руке, не спеша, с шутками-прибаутками, я в течение часа рассказывал народу о нашем фронтовом житье-бытье. Особенно подробно я поведал мастерам о том, как обслуживались истребители, про боевые повреждения, немногочисленные отказы техники, про поведение самолета в бою. Встреча прошла, как любили писать в передовицах газет, на должном уровне, с огоньком. Деды были довольны. Они то и дело бросали на остальных заводчан боевые и задорные взгляды из-под пегих, лохматых бровей, как бы со словами: «Вот видите! А мы вам что говорили?» Молодцы, старики!
В заключение разговора я встал и в пояс поклонился рабочим.
– Летчики, которые били врага и остались в живых благодаря вашему труду и мастерству, велели мне передать вам поклон, дорогие заводчане! Скоро вы приметесь делать нам новую серию истребителей. Так пусть они будут еще лучше, еще надежнее для пилотов и еще смертоноснее для врага! Все для Победы, дорогие товарищи, – и ваш труд у станка, и наш труд на фронте, в бою!
Провожали меня до ворот цеха всем заводом, как мне показалось. Приятно, черт побери!
Глава 6
Теперь мы с Васей жили как настоящие москвичи – крутились, точно заведенные, бегали то на фирму Яковлева, то по разным инстанциям, готовя нашу будущую эскадрилью к войне. Но, как известно, война войной, а обед – по расписанию!
Так уж получилось, что в пятницу, часа в четыре пополудни, мы с ним стояли на площади, там, где после войны будет установлен памятник Юрию Долгорукому, абсолютно вымотанные дневными хлопотами.
– Да-а, набегались мы сегодня… Командир, а как бы насчет пожрать? А? Есть тут где поблизости какая-нибудь едальня?