Гром над городом
Шрифт:
Шеркат был крепок, плечист, высок. Загорелое лицо тонуло в густой бороде – впрочем, аккуратно подстриженной. Волосы были темнее, чем у двоюродного брата, а серые глаза под кустистыми бровями могли стать опасными и суровыми, как вода подо льдом... но не сейчас. В этот миг Шеркат явно радовался хорошему вечеру и приятной компании.
Третьим с кузенами-Лебедями вошел скромно одетый человек средних лет, невысокий, с тонким умным лицом. В руках он держал бархатный мешочек. Он приветливо, с интонациями старого знакомого, поздоровался с присутствующими... но тут его внимание привлек лежащий
Шеркат хотел было продолжить шутливо-грозные расспросы, но тут общим вниманием завладел его двоюродный брат. С легким восклицанием он тоже устремился к столу, за которым сидел Раушарни, но даже не глянул на сборник пьес, а тронул тонкими пальцами небольшой глиняный кувшинчик:
– Что это? Твоя вода с вином, как всегда?
– Была вода с вином, – хохотнул Раушарни. – А что будет теперь – не знаю.
Арризар обеими руками обхватил горлышко кувшина.
– Прошу господина подождать, – быстро сказал Заренги. – Ставлю три медяка против одного, что на этот раз будет вино. Неразбавленное.
– Три против одного? – заинтересовалась Барилла. – Согласна. Ставлю на воду.
– Медяк на кисель, – тут же влезла Джалена. – Клюквенный.
– У господина ни разу не получался кисель, – вскинул красивую бровь Раушарни.
– А сейчас получится, – топнула ножкой Джалена. – Просто я люблю кисель.
– Постараюсь, – улыбнулся актрисе Арризар.
А человек, рассматривавший сборник пьес, не оторвался от своего занятия, даже не повел глазом на Лебедя и спорящих актеров.
Арризар посерьезнел. Обеими ладонями погладил круглые бока кувшинчика, скользнул пальцами по горлышку. Закрыл глаза. На лбу показались капельки пота.
Актеры пристально глядели, как Лебедь, открыв глаза, поднял кувшинчик к лицу, снял крышку, глянул внутрь.
– Молоко! – объявил он. Принюхался и добавил увереннее: – Кислое.
– И как только у господина это получается?! – восторженно отозвался Раушарни.
– Вот уж чудо! – подхватила Джалена.
А Мирвик в тот миг, когда все смотрели на Арризара и кувшинчик, случайно вскинул взгляд на лицо Шерката – и удивился тому, как бледен был кузен-старший, как впился он пальцами правой руки в кисть левой.
– Тоже мне чудо, – хмыкнул Арризар. – Никогда сам не знаю, во что превратится жидкость. Хочу грушевый взвар – получаю воду, хочу воду – получаю вонючую мочу... да-да, и такое один раз было. Так что грош цена моему колдовству...
– Это истинная магия, – строго перебил его Шеркат. – Наследие предков. Гордись, что волшебный дар не просто струится в твоих жилах, а пробивается наружу!
– Была бы еще от него польза, – с неожиданной серьезностью ответил Арризар.
– И все же это священная магия, – вздохнул Шеркат.– У меня этого нет, а я с детства мечтал...
Он оборвал фразу, только сейчас осознав, что на него устремлены все глаза. Улыбнулся. Мирвику эта улыбка показалась фальшивой, натянутой.
Видимо, чтобы
Актеры негромко переговаривались о своих делах. Арризар, улыбаясь, шушукался с Милестой.
– Раушарни, – тихо сказал метельщик, – если никому не надо роль с конца в начало переписать, то я пойду? Мне еще за ламповым маслом бежать...
– Что?.. А, да, беги...
Мирвик шагнул было к выходу, но его остановил пронзительный вопль за спиной. Метельщик обернулся.
Господин, который только что на сцене вертел в руках сборник пьес, разглядывая кожаный переплет, теперь гневно указывал в зал, на сидящего с книгой Шерката. И неразборчиво что-то орал.
Актеры не встревожились, Мирвик – тоже. Господин, часто приходивший в театр вместе с Арризаром, считался большим чудаком, способным еще и не на такие выходки. Даже имя его порой путали, говорили чаще: «Ну тот, сосед Арризара, который по ошибке хлебнул чернил...» Или еще что-нибудь в этом роде.
– Обрати внимание на жест, – посоветовал Раушарни Барилле. – Выразительный такой. Если на сцене этак укажешь на злого советника – публика сдохнет от восторга.
– Не учи меня играть, – огрызнулась Барилла. Но глаз со сцены не сводила. Наверное, все-таки запоминала.
Положив сборник пьес на стол, «сосед Арризара» спрыгнул со сцены, подбежал к Шеркату и выхватил у него из рук книгу.
– Это преступление! – страшным голосом произнес он. – Так листать редкий экземпляр!..
– Это?! – сделал большие глаза Шеркат. – Почтенный Гикфи, скажи это кому-нибудь другому, а я знаю наррабанский язык. Это «Тропа благочестия и добродетели». Такая книга в Наррабане есть в любой приличной семье. По ней обучают девочек. А потом женщина всю жизнь ее перечитывает. Тоже мне редкость!
– При всем моем уважении к Клану Лебедя, Шеркат, я вынужден сказать, что ты невежда, – гневно сообщил Гикфи, дрожащими руками укладывая свое сокровище в мешочек. – Переписчик этого экземпляра – Айсу из Горга-до. Книги его работы известны тем, что в букве «тхай» он не ставил поперечную черточку, а в букве «лау» вертикальная черта такой же длины, как и в букве «ми».
– Мой учитель наррабанского письма за такое бил меня по пальцам! – воскликнул Шеркат. – Это же затрудняет чтение...
– Эту книгу и не надо читать! Ей надо поклоняться! Это редкость!
– Ты хочешь сказать, что косорукий переписчик, изуродовавший текст, повысил ценность книги?
– Да!
– Сколько ты отдал за нее книготорговцу?
– Много! – голос Гикфи дрогнул. – Полтора золотых!
Кто-то из актеров присвистнул.
Шеркат обернулся к актерам так, чтобы Гикфи не видел его лица, и подмигнул, предлагая полюбоваться забавным зрелищем. Но в голосе его не было насмешки, только доброжелательность:
– Друг мой Гикфи, я ценю твою страсть собирателя редких книг. Я знаю, ты не очень богат и бережешь каждый медяк. Хочешь, я куплю у тебя «Тропу» за три золотых? Ты сможешь пополнить свое собрание двумя редкостями.