Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)
Шрифт:
– Святой Поликарп… – отец Ансельм набрал побольше воздуха в легкие, – святой Бритий, святой Мартин…
Он задержался, чтобы смахнуть невидимую пыль с пьедестала святого Мартина.
Стивен попробовал вклиниться в его монолог:
– Мы пришли, mon р'erе [18] , чтобы узнать…
– Святой Ремигий, епископ Реймсский, – продолжал отец Ансельм, бдительно и проворно взмахивая тряпкой и переходя к следующей колонне. – Святой Иннокентий, – представлял он, – святой Бонифаций, святая Альфегия,
18
Отец (фр.).
– …узнать об одной женщине…
– Святая Перпетуя, дева и мученица…
– …которая умерла около двух недель назад…
– Святой Власий, епископ… – новый взмах тряпкой, – святой Симон и, конечно…
– Святой Иуда, – машинально закончила Дженнифер.
К ее удивлению, это произвело слегка отрезвляющее действие на отца Ансельма, вставшего на тропу святых. Словно впервые полностью осознав их присутствие, он засиял и обернулся к Дженнифер.
– Да, и святой Иуда, – признал он. – Мадемуазель хорошо знает святцы?
– О нет, нет, – торопливо сказала Дженни, – только немного.
Отец Ансельм заулыбался в предвкушении удовольствия.
– А вы слышали, – взволнованно спросил он, – о святом Бидульфе?
– Нет.
– О святом Онисиме?
– Тоже нет.
– О святом Августине из Гиппо?
– Никогда.
Отец Ансельм торжествующе повернулся к колонне:
– Вот они. Все здесь.
И он с гордостью махнул своей тряпкой.
Стивен украдкой взглянул на часы и хотел было вставить слово, но на него уже не обращали внимания. Дженнифер и отец Ансельм, выказывая живейшую радость от общения друг с другом, скрылись за следующей колонной, вероятно, чтобы лицезреть святого Бидульфа и его еще более редкостных собратьев. Стивен удрученно вздохнул и последовал за ними.
– Крайне интересная церковь, – говорила Дженнифер с видом совершеннейшего восхищения, – и такая необычная. А коллекция статуй… Никогда не встречала ничего подобного, даже во Франции. А дома мы, как правило, обходимся каким-нибудь одним святым.
– Не считая святого Симона…
– И святого Иуды, – кивнула Дженнифер.
Они счастливо улыбались друг другу. Затем Дженнифер сказала будто между прочим:
– А что за удивительная статуя Мадонны в монастыре, не правда ли? Не знаю, видела ли я что-либо более прекрасное.
Сухонький священник выглядел озадаченным.
– Какая статуя? Вы, наверно, имеете в виду ту, что в коридоре второго этажа? Там святая Анна, дитя мое.
– Нет-нет. Статуя в маленьком алтаре церкви. Мне кажется, она просто чудесная, как и триптих в главном алтаре.
– Уж и не знаю, – искренне сказал отец Ансельм. – Ведь это современные вещи, верно? Не скажу, чтобы я внимательно разглядывал эти картины. Вкусы мои достаточно старомодны, к тому же я очень близорук.
Он смущенно кашлянул.
И действительно, несмотря на множество статуй, церквушка была
– Что же это за статуя… Я не помню вообще ни одной… В боковом алтаре Богоматери – там висит картина, очаровательная вещица, голубая с золотом. Как-то раз, помнится, дети возлагали цветы перед ней.
Итак, в приемные дни они прятали свои сокровища. Дженнифер, не осмеливаясь взглянуть на Стивена, подавила в себе желание выяснить, имеют ли золотые светильники такую же способность к исчезновению. Вместо этого она сказала, показав на большую группу святых:
– Да здесь у вас просто изобилие. Все они… малоизвестные, совсем забытые.
Эта попытка направить разговор в другое русло оказалась вполне успешной. Отец Ансельм радостно воскликнул:
– Так и есть! Это стало смыслом моей жизни. Я решил, что в моей церкви никто не будет забыт. Несколько лет назад, – с отсутствующим видом продолжал он, полируя и без того сияющие подсвечники возле святого Августина из Гиппо, – я написал книгу о всех святых этой церкви. Представьте себе, мадемуазель, их жития завели меня в неизвестные и далекие места. Конечно, в переносном смысле.
– Да-да, понятно.
– Многолетний, кропотливый труд… но теперь можно сказать, что он завершен, и в итоге мы имеем свод, а лучше сказать, компендиум, в котором не упущено ни одно имя, никто не забыт.
– Просто потрясающе!
– Получив сан здешнего кюре, я приложил все силы, чтобы почтить память всех, кто принес свою жизнь на алтарь веры и был почти забыт.
– Мне кажется, это замечательная идея, – с теплотой в голосе сказала Дженнифер. – Вы создали действительно уникальную церковь.
– Посвященную, – сказал отец Ансельм с внезапным смешком, – всем святым. И с этим уже ничего не поделаешь.
Он еще раз на прощание прошелся тряпкой по подсвечникам святого Августина и мельком посмотрел на Стивена. Взгляд отца Ансельма стал вдруг удивительно цепким и ясным.
– Итак, – сказал он, взмахнув тряпкой и вытряхивая пыль, – вы хотели задать мне несколько вопросов о той женщине, что умерла в среду, двадцать первого июня, в монастыре долины Гроз? Я слушаю тебя, сын мой…
Но в результате не выяснилось почти ничего нового.
– Сначала думали, что она пошла на поправку, – сказал отец Ансельм. – Но потом, в среду вечером, ее состояние резко ухудшилось. Казалось, она угасает на глазах. За мной послали, но, когда я приехал, она уже умерла. Было около одиннадцати вечера. – Он взглянул на Дженнифер. – Вы говорите, это была ваша кузина, мадемуазель?
Она утвердительно кивнула.
– Мне очень жаль, – просто сказал отец Ансельм.
Дженнифер встретилась взглядом со Стивеном, и он едва заметно кивнул ей.