Громкий шепот
Шрифт:
Он издает смешок, распаляющий в груди… что-то неизвестное. Незнакомец выглядит не так, как мальчики в моей школе. Он красивый. Я не знала, что мальчики могут быть такими красивыми – все, кого я встречала раньше, напоминали Добби из «Гарри Поттера».
– Почему они черные? – Он кивает на альбом для рисования, повторяя свой вопрос. – Это твой любимый цвет?
Я обдумываю ответ, чтобы по привычке сказать что-то менее странное, чем правду.
– Потому что я так захотела. Мой любимый цвет – голубой.
– Ты занимаешься
– Я занимаюсь балетом, – отвечаю я и случайно морщусь, хотя никогда публично не проявляю неприязнь. Эмоций внутри меня слишком много, и обычно они находят отражение лишь на бумаге. Но почему-то с этим незнакомцем я даже говорю на октаву выше, чем позволено, и мне определенно это нравится.
– Ты красиво рисуешь, так почему же выбрала балет?
– Потому что мама говорит, что так я буду более женственной и красивой. Дисциплинированной. А если не уделять должного внимания внешнему виду и поведению, то мне будет сложно выйти замуж, – повторяю выученные наизусть фразы.
Понятия не имею, зачем рассказываю это, да и не знаю, как балет связан с моим будущим мужем. И вообще, зачем мне муж? Мне же всего семь лет. Но в моей голове уже отложилось, что с этим не стоит затягивать, иначе я буду никому не нужна. Как и сейчас.
– Я бы на тебе женился.
Карандаш выпадает из рук, и я смотрю мальчику в глаза. Его взгляд обжигает кожу, как солнце на пляже, а ведь мама намазала меня солнцезащитным кремом, чтобы ультрафиолетовые лучи не превратили меня в старушку раньше времени. И да, мне все еще семь лет.
– Не говори глупости. – Я смущенно заправляю прядь волос за ухо.
– Я серьезно. У тебя классные волосы, а я люблю осень. Значит, полюблю и тебя.
Мой взгляд не отрывается от этого мальчика, который завораживает своей непринужденностью. Он не обдумывает каждое свое слово, как это делаю я. Мама говорит, что болтливость девочкам не к лицу. Видимо, с мальчиками все работает иначе, потому что мне нравится, как много он разговаривает. Я тоже хочу много разговаривать.
– Соглашайся! – Незнакомец толкает меня плечом.
– Мы не можем.
– Что? – Он наклоняется ближе, пытаясь расслышать мои слова. – Ты слишком тихо говоришь. Попробуй еще раз. Представь, что я на другом конце парка, а у тебя не работает микрофон. Кричи. Тут можно это делать.
И я выкрикиваю:
– Мы не можем! – удивляя себя и заставляя его рассмеяться.
Его смех похож на мед, который тает на языке. Мне нравится мед. Мне нравится этот мальчик. Мне нравится быть громкой.
– Тебе понравилось? – спрашивает он. – Твои глаза горят.
– Как глаза могут гореть?
– Не знаю, но моя няня всегда так говорит, когда я делаю то, что мне нравится.
–
На самом деле мне нравится делать неправильные вещи намного больше, чем правильные. Однажды на перемене я подставила подножку Лекси, которая весь обед шутила над тем, что еда в моем контейнере похожа на блевотину. Она шлепнулась и раздавила свой кусок торта, а я получила удовольствие, словно откусила кусочек самого вкусного чизкейка.
– Неправильные вещи делают нас живыми, – говорит не по годам умный мальчик.
– Где твои родители?
– Они с братом, – пожимает он плечами, и я улавливаю вспышку грусти в глазах цвета карамели. Я люблю сладкое.
– Он младше тебя?
– Немного, – отвечает он коротко. И это самое короткое предложение, произнесенное им за время нашего общения.
Сопровождающий подзывает детей ко входу на аттракцион, и мы одновременно спрыгиваем с клумбы, чтобы подойти ближе. Мальчик поднимает карандаш, берет альбом и убирает принадлежности в мой рюкзак, поправляя лямки так, чтобы волосы не запутались.
Он внимательный.
– Тебе нравится Русалочка?
– Нет! – выпаливаю я грубее, чем следовало, и тут же захлопываю рот ладонью.
Он смеется надо мной, но его смех совсем не злой.
– Все в порядке. – Незнакомец отводит мою руку, и при соприкосновении наших пальцев изнутри словно пробиваются лучи света, как если бы меня посыпали блестками. – Кто твоя любимая принцесса?
– Мерида.
Мне нравится ее вспыльчивость и блеск в глазах. А еще она превратила свою маму в медведицу и порвала на себе платье, от чего я бы тоже не отказалась.
– Любишь стрелять из лука?
– Люблю попадать в цель.
Он усмехается и подталкивает меня ко входу на американскую горку. Чем мы ближе к ней, тем сильнее сжимается сердце. Дрожь начинает распространяться от кончиков пальцев до самой макушки.
– Не бойся. Мерида не боялась большого медведя.
Я ничего не отвечаю, потому что все мысли поглощены лишь тем, что через пару минут мое тело засунут в машину смерти.
Мальчик опять лезет в рюкзак и достает оттуда черный фломастер. Он не стесняется быть хозяином в доме Русалочки. Я в недоумении смотрю него.
– Давай сыграем в игру. Если ты проиграешь, то исполнишь два моих желания.
– А если проиграешь ты?
– То исполню множество твоих.
Я провожу мысленные расчеты. Взвешиваю все «за» и «против». Множество желаний. Наверное, когда-нибудь он сможет купить мне лишнее мороженое, а может, даже вредный чизбургер или карамельный попкорн.
Сосредоточься, не все вертится вокруг еды.
С ним можно вести себя неправильно и шуметь, а он никому об этом не расскажет. Можно быть собой, давать волю эмоциям.