Громовержец

Акопов Давид

На следующее утро, хотя, честно говоря, Уннава проснулся ближе к полудню, Дайске обнаружил, что вокруг него встревоженно носился хозяин заведения, пытаясь убрать весь ужас, что творился в таверне.

– О, великий Будда, сохрани меня, прошу, как мне теперь все это исправить… Огромная туша кого-то монстра, обезглавленный посетитель, еще и столько сломанных вещей. Вы за это все мне заплатите! – заорал хозяин таверны, уже обращаясь к сонному Дайске.

– Да, конечно, я все уберу, за все заплачу, дайте только минутку и… Стакан воды, пожалуйста…

Чуть позже Уннава, ставший изрядно сильнее обычного семнадцатилетнего за годы работы у господина Седьмого, с легкостью взвалил на себя труп Сойо, прихватив собой головы Сакимото и монстра, и вынес их из таверны. Затем он скинул их с горы в противоположном направлении от деревни – в овраг. Вернувшись,

он с трудом вместе с хозяином таверны повторил этот трюк и с огромным даже после обескровливания трупом монстра, протаскивая его по полу и земле. После Уннава отдал в таверне все семнадцать золотых, что нашел у Сойо, расплатившись за ужин, еще один стакан воды и погром, устроенный ими и монстром в таверне. «Всегда люди так с Седьмым… Если бы не господин, таверны уже бы не было, а с нас еще и плату берут, но делать нечего…» – с грустью подумал про себя Дайске, спускаясь в деревню, чтобы найти Седьмого. Вслед с вершины горы послышался крик опомнившегося хозяина таверны: «Друг твой ушел вроде бы на север, сказал, что через день вернется!» – донеслось до Дайске с очередным порывом слабого ветра. «Вечно он так: уходит, ничего не сказав, а потом ищи его посланников, записки, намеки. Черт его подери за такие выходки, надеюсь, что он хотя бы не оставит меня на три месяца без денег, как тогда в Мори Мотонари, как там называлась та тупая деревня…» – погрузившись в свои мысли, Дайске не заметил, как уже вечерело, а сам Уннава спустился в деревню, где на одном конце улицы все погружались в пучины печали, оплакивая какого-то господина Каджиму, а с другой – шла бурная пьянка, где в центре пиршества какие-то люди жарили на костре куски распотрошенной туши медведя. Там же стояли два очень худых паренька и хваливались тем, как они лихо и храбро убили этого бурого монстра. От одного вида выпивки Уннаву бы сейчас стошнило, поэтому ему ничего не осталось, как пойти налево в, как он ее назвал «печальную» часть улицы… Проходя мимо ревущей толпы, он иногда разбирал какие-то отдельные фразы: «Какая потеря… Да это тот путешественник с севера, как там его… Сая, Соя, Сойо, не помню, как его звали… Я уверен, он отравил господина! Я видел того ублюдка, отдам тридцать золотых за его голову… Я тоже! Надо убить гада… Он отравил Каджиму!» Хорошенько подумав и придя к тому, что деньги лишними не бывают, Уннава не успел опомниться, как уже бежал вверх на гору, к таверне…

Глава 5. Потерять голову

Свесив пока свою, а не желаемую голову с отвесного края горы, Дайске увидел, что башка Сойо Сакимоты валялась всего в паре метрах от него на уступе. Уннава стал аккуратно карабкаться вниз, удерживаясь крепкой хваткой за небольшие выступы на скале. И, когда голова была уже почти привязана к поясу, он заметил у самой земли, снизу, в метрах двадцати, невероятную девушку такой неземной красоты, какой он в жизни не видал. Засмотревшись на красавицу, которая умывала лицо в источнике у подножия горы, Дайске кубарем полетел вниз по отвесной горе…

Ушибы и синяки были бесчисленны, тело звенело, к тому же, когда Уннава опомнился, рядом уже не было ни прекрасной девушки, ни головы, которая куда-то улетела, пока он падал… С него даже слетела его накидка. Хотя, впрочем, вид от этого менее странным не стал: вместо обуви или традиционных шлепанцев на Дайске были какие-то кожаные лохмотья, больше похожие на толстые носки, которые оканчивались связкой бинтов от голени до бедра на обеих ногах. На поясе была растрепанная после падения юбка из плотной кожи с редкими металлическими вставками, словно дешевая версия боевого доспеха, к тому же изрядно потрепанная боями. Далее только накидка из той же кожи, но уже подкрашенная и с металлическими плечиками. Еще бинты, намотанные от плеч и до каждой кисти.

Спустя пару минут стонов и валяния на земле Уннава встал, отряхнулся, похрустел костями в последний раз, схватил свой тяжелый багаж, а после принялся искать голову Сойо Сакимото. Наклонившись над свежей прохладной живительной водой источника, Дайске заметил в ней до смерти испуганную физиономию Сакимото в прямом смысле этих слов. Он аккуратно поднял голову мертвеца из воды, примостил ее к ремню и начал аккуратно лезть наверх, в этот раз ему пришлось преодолеть метров двадцать, а то и тридцать почти отвесной скалы. Это было не такой сложной задачей для столь выдающегося по силе юноши, особенно, если смотреть на камни, за которые хватаешься, а не заглядываться на девушек… И вот Дайске уже заваливался на острый

порог скалы, с которого в прошлый раз полетел вниз, любуясь красоткой, умывавшей лицо. «Стоило изначально оставить вещи наверху, а не тащить весь мой груз то вниз, то вверх…» – пробубнил себе под нос Дайске.

Тем временем в деревне все уже понемногу стихало, а вдоволь пьяные люди расходились по домам, к тому же мясо медведя изрядно скинуло в весе… Лишь небольшая группа людей, поминавшая добрым словом господина Каджиму, оставалась почти трезвой в мыслях, хоть и изрядно подавленной крупицей общества. По склону спускался Дайске, уставший и сонный.

На горизонте склона, на котором и стоит таверна, зеваки узрели красивый силуэт Дайске, гордо бегущего вниз с головой бывшего собутыльника, нежно переливающегося в лучах алого заката… Юноша с трудом нашел в толпе одного из тех многих гордецов, что желали голову Сойо, а потом кое-как получил жалкие девять золотых, с тем, что у него уже было, вместе это составило всего тридцать восемь монет, такого количества хватит на всю жизнь, правда, только если Дайске и Седьмой умрут послезавтра…

«В таверну меня уже не пустят, надо найти где-то место для ночлега!» – крайне верно подметил юноша…

Так и не договорившись с жителями хоть об одной ночи даже за большую цену, Дайске ничего не осталось, как спать на улице. но где, если уж придется спать под звездами? Он выбрал лечь рядом с небольшой конюшней, чуть ниже по склону от деревни. «Там будет достаточно тепло сейчас, если прижаться к внешней стене конюшни, так как нынче лето, так еще и конюх всегда отгоняет хищников от того места, лучше ночлега и не найти, хотя кого я обманываю…» – размышлял уставший Дайске, укладываясь на свою сумку под редкое тихое фырканье лошадей…

Дайске все сильнее погружался в сон из-за сильной усталости, игнорируя все звуки бессонной природы. Его чуткий отдых становился все глубже и глубже, пока наконец резко не прервался из-за того, что прямо над собой Дайске почувствовал мягкое и теплое дыхание. К его большому удивлению, когда юноша открыл глаза, он увидел прямо перед собой девушку с источника. Ее белоснежная кожа лица на фоне звездного неба напоминала самую большую, удивительную и яркую луну, какую только кто-то когда-либо мог лицезреть. Яркие голубые глаза, необычайно широкие, словно извечно пораженные красотой мира, были как две путеводные звезды, а черты лица в целом больше походили на работу искусного кукольного мастера, чем на лицо человека, Дайске был поражен и не мог пошевелиться от удивления и восхищения.

– Можно я отдохну с тобой? – прекрасный голос донесся до ушей юноши, спешно приводя его в чувства…

– Что? Да, конечно, ложись, стог большой… А поче… – растерялся Дайске.

Девушка мило рассмеялась, а потом, будто засмущавшись собственного смеха, покраснела:

– Я… Меня зовут Мизуки, мой отец велел пригласить тебя в дом.

– Домой? Вы слишком щедры ко мне, я буду благодарен, если вы просто не прогоните меня с вашего поля.

– Это не обсуждается! Ты выглядишь очень уставшим, моя мама прекрасно готовит, может, даже успеешь сходить в баню.

– Вы крайне добры, Мизуки, спасибо… Только захвачу сумку.

Дайске, польщенный тем, как его тепло встретили незнакомые люди, пошел за Мизукой в дом, на пороге уже ждали родители девушки: крепкий взрослый мужчина лет сорока и на вид очень добрая женщина, наверное, чуть помладше…

Глава 6. Умай!

Дайске поклонился, в очередной раз поблагодарил семью Мизуки, пошел в комнату, на которую ему указали. Он был поражен, никогда Дайске прежде не видел, чтобы горячий источник был проведен бамбуковыми стволами прямо в дом, и баня была прямо внутри комнаты! «Наверное, отец Мизуки – какой-то изобретатель, может, инженер. Но тогда… Что он забыл в такой деревне? Это не самое безлюдное место Японии, но явно не самое лучшее расположение для любого талантливого человека». Дайске спешно начал принимать ванну, поскольку мать Мизуки уже давно пригласила его к столу, еще при входе в дом. Тут до Дайске, прямо как молния среди утреннего затишья, дошла резкая, противная и настораживающая мысль, которую ему дословно множество раз проговаривал, как мантру Седьмой: «Моя жизнь (Седьмой имел в виду конкретно свою сохранность, далее станет понятно.) зависит от тебя напрямую! Поэтому, пожалуйста, потрудись быть достаточно сильным, чтобы ты мне не мешался, а лучше – помогал… Всегда будь начеку, Дайске!» Юноша насторожился еще больше, когда в дверь постучали.