Грон. Трилогия

Злотников Роман Валерьевич

— Ладно, Слуй, я думаю, не стоит больше нагонять страху на наших пленников. Давайте лучше пригласим капитана и его кормчего на «Росомаху». Мне кажется, капитан и сам с удовольствием расскажет нам все, что мы захотим узнать.

На имя «Слуй» реакция была не менее бурной — со стороны команды донесся испуганный говорок: «Черный Капитан…», а капитан Арамий даже слегка отшатнулся. Слуй же растянул губы в легкой улыбке, которая (как, впрочем, и любое другое выражение на его лице) всем показалась угрожающей, и произнес:

— Капитан Арамий? Что ж, мне будет очень интересно познакомиться с лучшим капитаном Венетии…

3

Центор пыхтел словно буйвол, распространяя вокруг запах крепкого мужского пота, чесночной похлебки и оружейной смазки. Но Эсмерея этого ожидала. И во многом именно из-за этого она и выбрала такую позу (на жаргоне портовых шлюх она называлась собачьей) — стоя на локтях и коленях с выгнутой спинкой. Во всяком

случае, в такой позиции центор не дышал ей прямо в лицо… О боги, ну сколько еще это животное будет пыхтеть? Она хорошо подготовила его к соитию руками и языком, поэтому сам акт должен был продлиться не так уж долго, но этот буйвол все никак не кончал. Может, у него срамная болезнь? Тогда это действительно проблема. Говорят, будто те, кто страдает срамной болезнью на последней стадии, совершенно не могут кончить, потому что испытывают боль даже при мочеиспускании. Конечно, она позаботилась о том, чтобы на сегодняшнем свидании центора охватила страсть, несмотря ни на какую срамную болезнь, и, слава богам, заранее натерла промежность смесью кайны и леванды со щепотью порошка из кристалла кланаки, которая, как она знала еще с детства, хорошо предохраняет женщин от всякой заразы, да и от нежелательной беременности тоже. Впрочем, судя по запаху набедренной повязки центора, у него вряд ли есть особые проблемы с мочеиспусканием. Но его пыхтение уже начало ее потихоньку раздражать. Эсмерея, чуть изогнувшись, просунула руку под своим животом, нащупала болтающуюся мошонку своего партнера и начала умело тискать ее и поглаживать. Результат ее усилий не замедлил сказаться. Через несколько мгновений центор взревел, навалился на нее всем своим весом и, пребольно стиснув ей груди, резко увеличил силу и частоту толчков. Эсмерея отпустила мошонку и, приподняв кисть, обхватила его отросток большим и указательным пальцем, сильно сдавив у самого основания. Еще толчок, и она почувствовала, как этот скользкий корень запульсировал в ее пальцах. Центор вскрикнул и еще сильнее стиснул ее грудь, а Эсмерея сильными, резкими движениями бедер еще несколько раз насадила свою вульву на вздыбленную головку мужского отростка и только потом отпустила пальцы. Рев центора перешел в утробный вой, а она почувствовала, как внутрь нее ударила горячая струя мужского семени, и, не выдержав, тоже застонала… С ложа она поднялась первой. О Творец, эти мужчины после соития так беспомощны… Эсмерея накинула на плечи легкую накидку из тонкой шерсти, налила в бокал вина, прополоскала рот, сплюнула, сделала большой глоток и, чуть повернув голову, бросила взгляд на ложе. Центор зашевелился и уставился на нее озадаченным взглядом. Ну еще бы, любой самец, загнавший какой-нибудь самке своего толстуна под кожу, тут же начинает ощущать себя ее господином. Но она уже успела вбить в голову этому тупому вояке достаточно почтения к своей особе, поэтому он чувствовал себя сейчас несколько не в своей тарелке и не знал, как ему себя с ней вести. Что ж, пожалуй, надо ему помочь.

— Ну, долго вы еще собираетесь мочить мое ложе своим потом, центор?

Тот дернулся и соскочил с ложа будто ошпаренный.

— Да, Госпожа!

Она хмыкнула и произнесла уже более снисходительно:

— Да ладно, я не сержусь, все же вы сумели доставить мне сегодня некоторое удовольствие.

Центор торопливо натянул набедренную повязку, сграбастал тунику и, пробормотав:

— Да, Госпожа, — устремился к двери.

— Передайте служанке, пусть принесет таз и воду для омовений.

— Да, Госпожа, — послышалось уже из-за занавеси.

Эсмерея окинула насмешливым взглядом все еще колышущиеся занавеси и вновь отхлебнула вина. После ЭТОГО ее всегда немного мучила жажда. Интересно, а как сам центор отсылал шлюх, после того как они выполнили то, для чего он их вызывал? Так же, как она отослала его самого? Занавесь колыхнулась и разошлась, пропуская служанок, одна из которых несла большой медный таз, а другая два кувшина теплой воды с лепестками роз и белоснежную хлопковую простыню, перекинутую через плечо. Первая поставила таз на пол и устремилась к ложу. Она знала, что Госпожа не любит, когда от постельного белья несет мужским потом. Вторая осторожно налила немного теплой воды в таз и приподняла кувшин повыше. Эсмерея сбросила накидку и шагнула в таз, одновременно подбирая волосы. Омовение было одним из ее любимых занятий…

На следующий день она поднялась довольно поздно. Лето подходило к концу, и здесь, на побережье, ночами и по утрам было уже довольно прохладно, особенно для нее, проведшей большую часть жизни в самом сердце Великой пустыни. Поэтому Эсмерея решила понежиться в постели. Да и куда было торопиться — все приготовления завершены, сеть раскинута, оставалось только ждать, пока не завибрирует какая-нибудь нить. Конечно, сеть можно было сделать еще гуще, используя Посвященных и наблюдателей Ордена, коих в одном только Кире и его ближних окрестностях было не менее десятка, но пока она предпочитала обходиться своими силами. Посвященные неминуемо информировали бы обо всем происходящем Скалу, а Эсмерея собиралась предпринять кое-какие действия, которые сразу заставят Хранителя Эхимея насторожиться и задать себе вопрос: «А что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собирается предпринять мое орудие, и против

кого оно на самом деле направлено?» Так что пока ей представлялось более разумным действовать, опираясь только на свои ресурсы. А их было вполне достаточно. Казалось, сама удача легко несла ее на своих крыльях. Как будто Творец, пребывая в зачарованном сне, передоверил ей весь свой запас сил и успеха. Ну надо же, буквально на третий день ее прибытия в Сумерк, где она собиралась провести не менее луны, в занятой ею резиденции появились горгосцы. Горгосцы сообщили ей, где нашел пристанище старый знакомец Измененного, богатый аккумский торговец Амар Турин. Правда, он сбежал с Аккума именно для того, чтобы укрыться от излишнего внимания Измененного, но все же между ними сохранилась некая странная связь. Деньги торговца участвовали в прокладке линии гелиографа, в производстве медной посуды на мануфактурах Измененного, плавали на его кораблях, вливались в его подвалы в виде страховок, таможенных пошлин и утекали из-под его руки прибылью и дивидендами. Так что хотя Амар Турин покрывался холодным потом, стоило лишь кому-то упомянуть при нем мирское имя Измененного, тем не менее они были связаны тысячами невидимых нитей делового интереса. И это делало торговца бесценным источником информации. Это, ну и еще, конечно, то, что он лично был знаком с Измененным…

Затем был Старший Посвященный Гнерг. Это блюдо оказалось приправлено еще и сладостью личной мести. Гнерг был одним из самых больших подонков, которые встретились Эсмерее на ее жизненном пути. Впрочем, он оказал, наверное, и самое существенное влияние на ее характер. Именно под воздействием Гнерга она поняла, что всегда будет одна против этого враждебного мира. А у Творца слишком много более важных дел, чем хоть сколь-нибудь заметное участие в ее судьбе. Так что Гнерг пожал то, что вырастил. И он сообщил ей об Облионе…

Так одно цеплялось за другое, и все вместе позволило ей, во многом неожиданно даже для нее самой, абсолютно самостоятельно выстроить очень крепкую ловушку. Сейчас Эсмерея осознавала, что, отдавая ей томг, Хранитель как бы подталкивал ее к самому простому и удобному пути — воспользоваться ресурсами Ордена, ведь мир уже почти забыл о том, что такое томги. А он с его помощью смог бы контролировать ее действия, любой ее мало-мальски серьезный шаг. Но тут судьба повернулась другой стороной, и, похоже, Творец обратил-таки на нее свой благосклонный взгляд. И это еще больше укрепляло Эсмерею в ее, по существу, преступных намерениях. Если Творец, всевидящий и всезнающий, не только не воспротивился ее намерениям, но и послал ей удачу, значит, как бы ужасно ни выглядели на первый взгляд ее намерения, похоже, именно она исполняла волю Творца. Она была игроком, а Хранитель и остальные Старшие были всего лишь фигурами на доске. Во всяком случае, она уже почти убедила себя в этом. Вот только этот сопляк-раб с каждым днем становился все несноснее…

День прошел в благостно ленивом ничегонеделании. После обеда Эсмерея позвала служанок, и они два часа расчесывали ее роскошные волосы. Со двора доносились резкие, гортанные выкрики центора, который с самого утра гонял своих орлов. За время путешествия с Эсмереей они изрядно отъелись и, хотя, находясь в поместье Амара Турина, центор проводил кое-какие занятия, изрядно обленились. Солдат всегда должен быть занят — такова первая заповедь любой армии. Если у солдата остается время побалдеть и подумать, его боеспособность снижается. Солдат должен думать только о том, как убить врага и самому остаться в живых, хотя последнее не всегда есть обязательное условие. Уж такова она — доля любого солдата, будь это рядовой мечник или центор. И тот, кто пошел в армию только покрасоваться перед подружкой с обнаженным мечом и в красивых доспехах, очень быстро окончит свой земной путь. Если его не зарубит враг в первом же бою, то, как только выяснится, что он такое, как-нибудь втихаря придушат свои. Никто не захочет терпеть в своем строю «дырку». Слишком дорого может обойтись на поле боя слабина даже одного бойца. Встал в строй — так дерись и молись, чтобы сегодня Магр не обратила на тебя своего взора. А там уж как она решит…

Вечером Эсмерея вновь призвала к себе центора. Тот вошел и остановился у порога, неловко переминаясь с ноги на ногу и мучительно соображая, зачем его позвали на этот раз. Вчера, когда он вошел. Госпожа встретила его лежа на ложе, едва прикрытая тончайшей шелковой простыней, а сегодня она сидела у зеркала затянутая в глухое, от ступней до горла, плотное шерстяное платье. Ее шею украшало ожерелье, на руках были массивные браслеты, а сложную прическу венчала изящная диадема. В таком виде скорее подобало присутствовать на приеме «Тысячи огней» во дворце императора, чем встречать любовника в своем алькове.

Некоторое время в комнате висела тишина. Эсмерея отложила перстни, которые она примеряла, когда вошел центор, и негромко спросила:

— Как прошел день, центор?

Тот откашлялся и четко отдал рапорт, как он, наверное, это делал на строевом плацу своего легиона. Эсмерея сморщила носик. И незаметным движением пальцев бросила в небольшую жаровню, стоявшую у изголовья ее ложа, пару шариков супремы.

— Что ж, я рада, что вы наконец обратили внимание на боевую готовность ваших людей. А то у меня сложилось впечатление, что ваши люди стали забывать, что такое мечи и луки.