Гросс
Шрифт:
– Прошу прощения, но все это так неожиданно…
– Как и все в нашем деле. Но вы не торопитесь. Время подумать еще есть. А пока давайте поговорим о другом. Здесь, в Московской части, содержится один человек, представляющий, скажем так, интерес для моих хороших знакомых. У меня на него нет времени, но если бы вы согласились помочь, я был бы вам крайне признателен.
– Не вижу препятствий. А как его фамилия?
– Э-э… некто Никодим Развозов. Слышали о таком?
– Честно говоря, нет. Но это легко исправить. Давайте сделаем так. Я немедля обращусь к здешнему начальству с прошением о передаче мне дела и займусь его
– Ну, вот и отлично.
– Если позволите, еще один вопрос, кто…
– Клиент, готовый заплатить за защиту Развозова?
– Нет, мне любопытно, кто вам меня порекомендовал? Господин Вахрамеев, не так ли?
– Верно. Кстати, вы первый судейский на моей практике, которого он не отматерил! – улыбнулся Беньямин и, пожав на прощание молодому коллеге руку, вышел в коридор.
Надо сказать, что фамилию Развозова он впервые услышал всего несколько минут назад, и никакого клиента у него не было. Зато появилась возможность увидеть начинающего адвоката в деле.
Игнат Вахрамеев никогда не был склонен предаваться воспоминаниям и ностальгии. Но в этот раз и его пробило на скупую мужскую слезу, которую он постарался незаметно смахнуть кулаком со щеки.
Доброму и огромному сердцу бравого старшины вид товарищей, с которыми он прошел через множество испытаний, оказался неожиданно важен. Остальные, в силу куда большей молодости, столь откровенных чувств не проявили, но явно были очень рады видеть и своего «старшого», и друг друга.
Улыбчивый, коренастый Федя Пригожин – отличный связист и большой мастер по ножам; всегда собранный, внимательный снайпер Ваня Ларкин; квартирмейстер [15] абордажной команды Илья Богомаз; неразлучные, бедовые, всегда готовые на любые самые отчаянные дела пулеметчики Мишка Шишкин и Паша Белов. Золотые ребята. Лучшие из лучших!
15
Квартирмейстер – унтер-офицер. Квартирмейстер командует матросами, размещаемыми в данном кубрике. Он обязан следить за наличием своих матросов на корабле, за здоровьем своих матросов, чистотой и исправностью их одежды, за выдачей матросам питания и за возврат на поварню остатков пищи и посуду, за тем, чтобы продукты, оружие, вещи, снасти не растаскивались с корабля.
Больше всего бойцов-абордажников впечатлило то, насколько помолодел их матерый начальник, да и вернувшаяся его ногам подвижность не осталась не замеченной и была оценена по высшему разряду. Бойцы обступили Вахрамеева и, наперебой задавая вопросы, заставили его даже пуститься вприсядку, выдав пару коленец, дружно подпевая хором матросское «яблочко».
Эх, яблочко, Да куда котишься? Ко мне в рот попадешь, Да не воротишься! Ко мне в рот попадешь, Да не воротишься!Немного отдышавшись и залпом выпив полкружки пива, Игнат, оглядев товарищей, сразу перешел к главному вопросу:
– Ну что, братцы, выпили, закусили, посидели душевно, даже песни погорланили. Не пора ли о деле потолковать?
–
– Помните мальчонку, которого мы на развалинах дома на улице Итевон в Сеуле откопали и спасли?
– Помним. Только ты это к чему?
– А к тому! – обвел всех присутствующих строгим взглядом Игнат. – Что малец этот не из простых оказался. Совсем недавно документы нашлись, что он из рода Колычевых. И теперь он не просто сирота бесприютная, а богатейший на всю Россию человек, сенатор, да и пилот не из последних!
– С богатством оно нетрудно, – хмыкнул кто-то из собравшихся.
– Одного богатства мало, – упрямо покачал головой старшина. – Про наследство только недавно известно стало. А Мартемьян к той поре уже известным капитаном-рейдером стал и одаренным.
– Видать, все-таки есть Бог на свете, – покачал головой Богомаз. – Ты доброе дело сделал, а он тебя наградил. Во всяком разе, есть, где на старости лет голову приклонить. Но только нам с этого какая корысть?
– Люди ему нужны, Илья. Толковые и верные.
– И чтобы крови не боялись?
– Не без того, – не стал лукавить Вахрамеев.
– Стало быть, в приватиры зовешь?
– Зачем в приватиры? Среди них люди всякие есть, но по большей части ничуть не лучше хунхузов. А я вам частную службу предлагаю у большого человека. Просто жизнь – она такая, по-всякому повернуться может. Глядишь, придется и пострелять.
– Даже не знаю. Одно дело по присяге, другое… что он хоть за человек, чтобы за ним в бой идти?
– Хороший человек, дельный. Ну а что молодой, так это дело наживное! Знаешь, мы с ним за полгода столько япошек покрошили, что… Одним словом, командир он боевой и надежный. В экипаж нужна штурмовая часть. И гайки крутить, и боевое охранение на постах держать, и в бой идти, если понадобится. Пока на земле сидим – охранять базу и корабль, в полете – каждый согласно расписанию делом займется.
– Красиво поешь. А что по деньгам?
– Годовой оклад рядового – пять сотен на всем готовом! Плюс боевые и страховка, на случай увечья или гибели. Снаряжение и оружие такое, что и в гвардии не зазорно носить. Про кормежку и говорить не буду, у нас на «Палладе» и господа офицеры не все такое едали.
– Богато, – недоверчиво покрутил головой Пригожин. – А велика ли страховка? Нет, я, конечно, помирать не собираюсь, но…
– Если погибнешь, родным две тысячи сразу чистоганом. Если ранят, то жалованье на все время, пока не в строю, ну и лечение за счет компании. Опять же, Мартемьян Андреевич и сам лечить может, и с самыми лучшими целителями дружбу водит. Так что за этим дело не станет!
– Даже не знаю, – вздохнул Богомаз. – Уж больно ты мягко стелешь. Ей-богу, Тимофеевич, кто другой бы так пел, ни за что бы не поверил.
– Так думай, голова-то тебе зачем дадена? Все условия пропечатаем в договоре и затвердим у нотариуса. Не боись, братва, тут все без обмана.
– А чего тут думать, старшой?! – махнул рукой помалкивавший до сих пор Белов. – Да на такие условия вот он я, как есть!
– Я тоже! – не раздумывая, подтвердил неразлучный с ним Шишкин.
– И мы оба-двое, – переглянувшись, подтвердили работавшие вместе на Путиловском заводе Федя Пригожин и Ваня Ларкин.