Гроссмейстер и Жемчужина. Фауст XXI века. Перед Апокалипсисом
Шрифт:
Пилсудский вывел какую-то картинку на принтере и показал мне.
– Да, это Дау. В точности похож на Авраама Линкольна на пятидолларовой банкноте, на Буша и на Мефистофеля из оперы Шарля Гуно «Фауст». Там еще Федор Шаляпин играл. Хотя наш Дау был, вроде, из Азербайджана, если не ошибаюсь.
– Хорошо, я все понял. Ты просто какой-то мелкий лошок, которого пытаются использовать. Даже особо дальше и обсуждать что-либо еще не вижу смысла. Понятно, что твой Дау – это никакой не Дау, может, Хрендау, может, Ландау, может, Воланд, может, Фаланд, или Гельфанд, или
– Мессинг?
Пилсудский заценил шутку и улыбнулся.
– Все, на сегодня харе, надо расходиться по домам.
– И вы не попросите меня поклясться?
– Нет, я уже смотрел фильм «Клятва» про Сталина, редкостный шедевр.
Он уже хотел было позвать Марченко, но тут в кабинет через окно ворвалась ласточка, упорхала куда-то за шкаф, за телевизор, а потом через некоторое время вынырнула. Может, у нее там гнездо? Пилсудский посмотрел на мои круглые глаза.
– Не удивляйся. Раньше в Риме ласточек использовали для почты, для телеграмм. Сейчас, конечно же, есть айфоны, но вот проблема – эти смс читают все кому не лень. И вот мы снова возвращаемся туда, откуда пришли. Так устроен мир. Зато удобно, надежно и по адресату.
Пилсудский протянул руку куда-то за шкаф и развернул записку. Лицо его нахмурилось.
– Послушай, посиди пока, посмотри телевизор, нужно дождаться одну инфу. Хотя нет, подожди.
Он вытащил какой-то пульт, нажал кнопку, и послышалось какое-то жужжание. Оказалось, что на потолке было световое окошко, которое можно было открывать пультом, и тогда, если солнце было в зените, в комнату подал вертикальный столб света, освещая кучу пыли и создавая мистический эффект. Прямо хоть сценку со световым лучом, упавшим на апостола Павла, разыгрывай.
Но учитывая, что у нас был поздний вечер, естественно, никакое солнце никуда не ударило. В комнату ворвался свет Луны и упал мне прямо на голову. Я понял, что Пилсудского неплохо зацепило и до сих пор топорщит.
– Прошу прощения, действительно что-то не то сделал, забыл, сейчас же ночь. Если бы был день, и ты был бы вампиром или хотя бы сверхзлодеем, ты бы как ошпаренный выпрыгнул бы из столба и поднял бы кучу пыли. А так шутка не удалась, и я понял только одно, что ты не оборотень. Кстати, а ты, случайно, не оборотень?
– Случайно нет. Хотя кто его знает?
– Ну, тогда посиди немножко, скоро все закончится.
7. Пилат на Параде Победы
«И услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: что вам надобно? Они сказали Ему: Равви, – что значит: учитель, – где живешь? Говорит им: пойдите и увидите. Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот. Было около 10 часа».
Я машинально переключал каналы телевизора. Наткнулся на какой-то исторический канал. Это была передача про Парад Победы в 1945 году. Я уткнулся в черно-белое изображение, задумался и
Приближалось 10 часов. Лишь только группа, выйдя на Красную площадь, поднялась на мавзолей, Пилат, оглядываясь сквозь прищуренные веки, разобрался в обстановке. Пространство от кремлевской стены до мавзолея было пусто, но зато впереди себя Пилат площади уже не увидел – ее съела толпа. Она залила бы и пространство вокруг мавзолея, если бы не оцепление.
Итак, Пилат поднялся на трибуну Мавзолея, что-то сжимая в одной скрюченной руке, при этом щурясь. Наверное, ранее упавшую пряжку. Щурился прокуратор не от того, что солнце жгло ему глаза, ведь было пасмурно. Он не хотел почему-то видеть группу осужденных, которые, как он это прекрасно знал, сейчас вслед за ним поднимались на помост.
Лишь только Пилат появился на трибуне над краем человеческого моря, незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна. Га-а-а. Толпа аплодировала. Звуковая волна началась негромко, зародившись где-то вдали на Манежной площади, а потом стала громоподобной и, продержавшись несколько секунд, начала спадать. «Увидели меня», – подумал прокуратор.
Волна не дошла до низшей точки, и неожиданно стала опять вырастать, и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист.
«Это они взошли на трибуну мавзолея…» – подумал Пилат.
Правда, никаких женских стонов тогда не было. Никто не давил женщин, а толпа вперед не подавалась. Это будет еще не скоро, на похоронах Пилата, в 1953 году.
Он выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет все, что накопилось у нее изнутри, и не смолкнет сама. И когда этот момент наступил, прокуратор выбросил вверх правую руку, и последний шум сдуло с толпы.
Потом показали членов Политбюро, стоявших на трибуне. А потом забили куранты. Было 10 часов утра. Толпа замерла.
Тогда маршал Георгий Жуков набрал сколько мог прохладного воздуха в грудь и закричал, и сорванный его голос понесло над тысячами голов:
– Мы победили потому, что нас вел к победе наш великий вождь и гениальный полководец, маршал Советского Союза, товарищ Сталин! Да здравствует наша Победа!
Но дальше речи о Дисмасе, Гестасе, Вар-равване и Га-Ноцри не было. Маршал Жуков продолжал, – Слава победоносным воинам, отстоявшим честь, свободу и независимость нашей Родины!
Я задумался, и его слова слились в единый поток, который я перестал различать.
– Слава нашему мудрому вождю и полководцу, маршалу Советского Союза, великому Сталину…
Он сделал небольшую паузу, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый город воскреснет после произнесения имени счастливца, и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут.
«Все. Имя!».
И, раскатав букву «р» над молчаливым городом, он прокричал:
– Ур-ра!
«Вот было бы интересно, если бы он прокричал «Варравван!», – подумал я.