Гросспираты
Шрифт:
В ведомстве Риббентропа такое положение считали «нежелательным» и спрашивали Деница: «Нельзя ли что—либо предпринять против этого?»
По мере того как обвинение методично воздвигало вокруг гросс—адмирала непроницаемую стену улик, защита тоже не дремала. Частенько она стремилась упредить очередной удар.
Помнится, однажды почтой из генерального секретариата прибыло ходатайство доктора Кранцбюллера. Адвокат просил обсудить на заседании трибунала и приобщить к делу письмо старшего лейтенанта германского флота Германа Фридриха Креса, датированное 22 января 1946 года. Вот текст этого письма:
«Защитнику гросс—адмирала
Нюрнберг, Международный военный трибунал.
В надежде на ответ мне хотелось бы сообщить некоторые сведения о личности свидетеля обвинения Петера Иозефа Хейзига, хорошо мне известного по совместной службе на подлодке «У—977».
Хейзиг, бывший тогда первым караульным офицером, производил на командира, бывшего старшего лейтенанта флота Ганса Якоба Лейлиха, такое неблагоприятное впечатление, что он во время своего отпуска оставлял заместителем не его, а меня. Во многих критических положениях вследствие аврала над водой или подводой Хейзиг проявлял себя всегда явным трусом. Он совершенно забывал о своей ответственности и о задачах караульного офицера и думал только о спасении собственной жизни.
В кругу товарищей его не любили, так как он вел себя обособленно, неоднократно проявлял нетоварищеское отношение и лживость».
А зачем Международному военному трибуналу такие сведения об одном из многих тысяч германских офицеров? Но читатель уже знает, что в тех случаях, когда защита оказывалась абсолютно неспособной опровергнуть по существу показания того или иного свидетеля, она нередко пыталась опорочить его личность и тем самым вызвать недоверие к нему. Вот и в данном случае ходатайство доктора Кранцбюллера преследовало именно такую цель.
Комендант суда вводит свидетеля в зал.
Председатель. Как ваше имя?
Свидетель. Петер Иозеф Хейзиг.
Председатель. Повторите за мной: «Клянусь богом, всемогущим и всеведущим, что я буду говорить чистую правду, ничего не утаю и ничего не прибавлю».
Гросс-адмирал Дениц мог уже догадаться, что эта «чистая правда» не доставит ему радости.
Обвинитель Филлимор. Петер Иозеф Хейзиг, вы были в Германии старшим лейтенантом военно—морского флота?
Хейзиг. Я служил лейтенантом во втором учебном дивизионе подводных лодок.
Филлимор. Помните ли вы последний день вашего обучения?
Хейзиг. В последний учебный день гросс-адмирал Дениц, который тогда был командующим подводным флотом, произвел смотр второго учебного дивизиона подводных лодок...
Дальше свидетель сообщил, что во время смотра Дениц произнес речь, в которой выразил свое крайнее недоумение, почему в некоторых случаях германские подводные лодки после торпедирования торговых кораблей оказывают помощь в спасении тонущих людей. «Это значит, — говорил Дениц, — работать на руку врагу, так как спасенные команды будут действовать в дальнейшем на новых торговых судах».
Требуя от германских подводников самого беспощадного уничтожения спасающихся, Дениц разъяснил им:
— Ввиду необходимости вести тотальную войну на море в настоящий момент нужно всегда учитывать, что для подводных лодок команды кораблей являются точно такой же целью, как сами корабли. Только такой метод действия приведет к тому, что союзники не будут в состоянии укомплектовать людьми свои новые
Адвокат Кранцбюллер решил смягчить впечатление, произведенное показаниями Хейзига. Он просит свидетеля:
— Скажите, пожалуйста, зная все эти обстоятельства, можете ли вы еще сказать, что в речи гросс—адмирала Деница каким—либо образом говорилось о том, что потерпевших кораблекрушение следует расстреливать?
Хейзиг. Нет, но это можно было понять из его определения «тотальная война против судов и команд». Я говорил впоследствии со своими товарищами на эту тему. Мы считали, что гросс-адмирал подразумевает именно это.
От адвоката последовал новый вопрос: приходилось ли свидетелю беседовать по этому поводу с начальником школы? Оказывается, приходилось. И более того, свидетель хорошо помнит, что последним «было рекомендовано после торпедирования кораблей уничтожать тонущих по возможности только в присутствии одних офицеров, находящихся на командном мостике подводной лодки».
Надо ли после ознакомления с этими показаниями удивляться попытке защиты заранее дискредитировать личность Хейзига!
Обвинитель вполне резонно отметил, что письмо Креса не может опровергнуть факта осведомленности свидетеля в вопросах, по которым он давал показания. Кроме того, утверждение, будто Хейзиг трус и болтун, абсолютно бездоказательно. Суд ведь установил, что он усиленно продвигался по службе и даже награждался за выполнение боевых заданий.
Тут же перед судом было возбуждено ходатайство — вызвать еще одного свидетеля, который сможет внести ясность в отношении приказа Деница от 17 сентября 1942 года. Перед Международным военным трибуналом германский морской офицер Карл Гейнц Меле. С июня 1942 года вплоть до капитуляции Германии он командовал 5—й флотилией подводных лодок в Киле.
Меле сообщил, что во всех случаях обнаружения неясности в тех или иных приказах командующего он лично получал разъяснение в штабе подводных сил. Так случилось и с приказом от 17 сентября 1942 года. По своей сущности документ этот был настолько чудовищным, что Меле при очередном посещении штаба осведомился, так ли он понимает требования Деница. Ему все объяснили «с помощью двух примеров».
Первый пример. Германская подводная лодка обнаружила в резиновой лодке экипаж сбитого английского самолета. Так как лодка имела полную нагрузку, она не могла взять англичан на борт и проследовала дальше своим курсом. По возвращении с операции командир рассказал об этом случае в штабе командования подводного флота, и все офицеры стали упрекать его: если уж он никак не мог пленить экипаж сбитого английского самолета, то должен был, по крайней мере, уничтожить обнаруженных людей, ибо максимум через 24 часа их подберут английские спасательные суда.
Второй пример, согласно показаниям Меле, сводился к следующему: в первые месяцы подводной войны против США значительный тоннаж был потоплен в непосредственной близости от берега. Благодаря близости суши большая часть экипажей обычно спасалась. И это очень прискорбно: для торгового судоходства важен не только тоннаж кораблей, но и сохранность экипажей. Если команды потопленных судов остаются в живых, они легко могут занять свое место на новых.
В заключение Меле сообщил, что в приказах Деница упорно проводилась одна мысль: «Желательно, чтобы при потоплении торговых судов не оставалось живых».