«Гроза». Кровавые игры диктаторов
Шрифт:
Сталин отодвинул разведсводки, которые утомили его своей тупой тенденциозностью, и поинтересовался у Берии, все ли готово к аресту Мерецкова?
Лаврентий Павлович доложил, что готово все. Только еще не решили, где его брать: прямо в поезде или на перроне.
Сталин сказал, что лучше прямо в поезде. Берия согласился. Вся поездная бригада составлена из оперативников и два соседних вагона набиты также оперативниками.
Сталин спросил, как идет следствие, что нового удалось установить? Берия доложил, что уже раскрывается картина очень крупного заговора. Гораздо более крупного, чем даже в 1937 году. Сталин только вздохнул, сокрушенно покачивая
Пока Сталин пытался разобраться в темном и грязном лабиринте, кишащем генералами-заговорщиками и агентами-провокаторами, Гитлер, измученный томительным ожиданием часа «Ч», писал длинное письмо своему единственному другу – Муссолини. Письмо выдавало измученное состояние души фюрера, издерганного своими дьявольскими играми в последние дни до нападения на коварного московского партнера.
«Дуче, – изливал свою душу фюрер, – я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также бесконечное нервное выжидание, закончились принятием самого трудного в моей жизни решения. Я полагаю, что не вправе больше терпеть такое положение после доклада мне последней карты с обстановкой в России...
Оба государства, Советская Россия и Англия, в равной степени заинтересованы в распавшийся, ослабленной длительной войной, Европе. Позади этих государств стоит в позе подстрекателя и выжидающего Североамериканский Союз. После ликвидации Польши в Советской России появляется последовательное направление, которое умно, осторожно, но неуклонно возвращается к старой большевистской тенденции расширения так называемого«советского, социалистического фронта». Другими словами, расширения до бесконечных пределов Советского государства. Речь идет не больше, не меньше как о советизации всего мира...
Вы видите, Дуче, что на нас накидывают петлю, не давая фактически времени что-либо предпринять... Поэтому после долгих размышлений я пришел к выводу, что лучше разорвать эту петлю до того, как она будет затянута...
Материал, который я намерен постепенно опубликовать о планах Сталина сокрушить Европу, так обширен, что мир удивится больше нашему долготерпению, чем нашему решению...
(Никто в мире и не собирался слушать каких-либо его аргументов. Он уже в глазах мирового общественного мнения попал в положение террориста, взорвавшего жилой дом и пытавшегося объяснить полиции какие негодяи этот дом заселяли.
Но после окончания Второй Мировой войны все предвоенные планы потеряли свою остроту.
Кроме того, никто не был заинтересован в изменении исторической схемы ответственности различных стран за небывалый мировой кризис. Большую роль здесь сыграл старый тезис: «Горе побежденному!»).
В заключение я хотел бы Вам сказать еще одно. Я чувствую себя внутренне снова свободным, после того, как пришел к этому решению. Сотрудничество с Советским Союзом при всем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Я счастлив, что освободился от этого морального бремени.
С сердечным и товарищеским приветом. Искренне Ваш, Дуче, Адольф Гитлер».
На
Всего группировка германских войск вместе с румынскими и финскими частями насчитывала в своем составе примерно 4,5 миллиона человек, чуть меньше 400 танков и 4275 боевых самолетов, считая самолеты Румынии и Финляндии.
Против них на трех фронтах Западного ТВД была развернута 8-миллионная армия, построенная в два стратегических эшелона и прикрытая тремя отдельными армиями НКВД.
Только в пограничных округах немцам противостояли 11 тысяч танков и еще 8 тысяч в армиях второго эшелона. Сколько было танков в стрелковых дивизиях и в армиях НКВД, включая и их собственную численность, остается неизвестным.
С воздуха эту группировку прикрывали 11 тысяч самолетов и 2300 дальних бомбардировщиков, входивших в состав ДВА РГК. В резерве находились еще 8 тысяч боевых машин.
Приморские фланги фронтов опирались на поддержку мощных и многочисленных соединений Военно-морского флота. Авиация флота (не считая Тихоокеанского) имела в своем составе 6700 самолетов, – больше, чем все соединения Люфтваффе на востоке.
Для чего Сталин сконцентрировал на границе такую чудовищную армию?
Но это вопрос настолько очевиден, что отвечать на него: «Для обороны», – могут только бывшие историки КПСС с вывихнутыми мозгами.
Гораздо интереснее другие вопросы:
Как немцам с их хилыми силами удалось разгромить и уничтожить всю эту чудовищную силу?
Почему официальная история объявила катастрофой потерю 1200 самолетов, когда их было 11 тысяч.
Почему потеря 600 танков в первые два дня войны также объявлена катастрофой, когда их было тоже 11 тысяч?
Куда же делась гигантская армия, нацеленная на вторжение в Европу после высадки немцев на Британские острова?
При всей тактической внезапности удара они должны были быть остановлены к 1 июля. Вырвавшиеся вперед танковые группы Гота, Гудериана и Клейста, опередившие свою пехоту на два суточных перехода, были бы отрезаны от нее, окружены, смяты, раздавлены и размазаны страшным превосходством в силах, которое имела Красная Армия.
И так бы непременно произошло, если бы не одно обстоятельство.
Если бы Красная Армия оказала сопротивление.
Это и была знаменитая ошибка в третьем знаке, допущенная товарищем Сталиным, любившим все упрощать.
Глубокой ночью 22 июня – в 2 часа 10 минут – генерал Гудериан выехал на свой командный пункт, находившийся в 15-ти километрах северо-западнее Бреста у местечка Богукалы.
Он прибыл туда в 3 часа 10 минут ночи. С 8 часов вечера танки его группы, ревя своими бензиновыми моторами, выдвигались к границе.
Солдатам был зачитан приказ Гитлера.
«Наступил час, мои солдаты, – обращался фюрер к вермахту, – когда... судьба Европы, будущее Германии и нашего народа находятся отныне полностью в ваших руках!»
– Что с мостами? – поинтересовался Гудериан и был удивлен, узнав, что русские разминировали мосты, расчистив проходы на многих участках для прохода танков.
Небо на востоке начало сереть. Начинался день 22 июня 1941 года, выпавший на воскресенье. Гудериан еще раз посмотрел на часы. Было 3 часа 15 минут ночи.