Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
Соня вышла на перекресток Дамской и Уссурийской улиц, к старому дому, постучала в обледенелые ставни.
— Наконец-то, наконец, — радостно заговорил Михаил, снимая с нее шубку. — Устал прислушиваться ко всем женским шагам...
Она присела к столу, заваленному книгами, рукописями. У единственного окна зеленел высокий, с жирными листьями, фикус; керосиновая лампа бросала меловой круг на стол. Между лампой и чернильницей из байкальского синего камня (его почему-то называют амазонским) стояла ее фотография. Соня улыбнулась и подумала, что жизнь ее стала значительнее с тех пор, как она подружилась с Василенко...
Она
— Василенко выступал с антивоенными лекциями в Чите...
...в Верхнеудинске...
..на станции Мысовой...
— Владимир Василенко призывает углекопов Тарбагатайских копей к забастовке...
— Этот странный дворянин разъясняет рабочим Петровского завода, что война с немцами перерастет в революцию...
— Да, он в самом деле странный, необычный.
На глаза ей попадался читинский еженедельный журнал «Восточное обозрение» с его статьями. Он писал о неудачах русского оружия, о причинах этих неудач, о разрухе народного хозяйства.
Слух о деятельности Василенко дошел до читинского губернатора; тот изъявил желание послушать хотя бы одну из его лекций.
Соня встревожилась:
— Если при губернаторе не скажешь правды о войне, слушатели тебя назовут трусом. Если скажешь — арестуют. С такой лекцией выступать невозможно. Скажись больным или уезжай куда-нибудь. Прошу тебя... будь осторожным, — посоветовала она, уже догадавшись об истинном характере его действий.
Он послушался ее совета и отправился на Петровский завод, более известный своими каторжными рудниками, чем изготовляемыми корабельными якорями.
Он неприкаянно бродил по заводскому поселку, зашел в трактир пообедать. К нему подсел общительный сибиряк в меховой куртке-безрукавке. Познакомились. Заказали пельмени, бутылку «Ерофеича» — настойки крепкой, как забайкальский мороз. Сибиряк оказался из тех собеседников, что знают массу исторических пустяков.
— Вот пьем настоечку, «Ерофеичем» прозываемую. А почему так? Да наречена она в честь Хабарова — землепроходца нашего славного. Выпил рюмашечку и вспомнил Ерофея Павловича. Крупный человек по Сибири гулял...
Сибиряк задушевно поведал, что скупает у бурят скот и продает мясо военному ведомству, в Чите и Верхнеудинске у него свои лавки, от Шилки до Байкала знает всех именитых людей. Спросил, с кем имеет честь познакомиться.
— Владимир Василенко, дворянин.
— В Чите проживаете? В переселенческом управлении служите? Кстати, как поживает ваш батюшка? Я ведь Григория Никаноровича по Верхнеудинску знаю, много раз гостевал...
Михаил вздрогнул от неожиданного вопроса и почувствовал себя как на неокрепшем льду: каждый неверный шаг опасен. «Меня выследили. Этот сибирячок — агент охранки!»
— Так, так, — повторил новоявленный знакомец, словно говоря: «Ну и врешь же ты, братец!»
— Я давно из дома, писем не получаю...
— Как так? Вы же в действующей армии должны обретаться. Как же в нашей глуши очутились?
Сославшись на дела, он поспешно распрощался с сибиряком. На улице лихорадочно соображал: нельзя оставаться в Петровском заводе, невозможно возвращаться и в Читу.
Он уехал в Иркутск и оттуда написал Соне. Ее ответ не удивил Михаила: на квартире побывали жандармы, охранке уже известно, кто скрывается
...И вот пассажирский поезд ползет на запад и перед Фрунзе мелькают сопки, леса, равнины, редкие городки, кондовые сибирские села. Он сидел у окна, и никто из пассажиров не мог даже подумать, что этот милый, застенчивый, немного грустный молодой человек — профессиональный революционер...
А в это время читинский полицмейстер докладывал генерал-губернатору, что обнаружились следы опасного государственного преступника.
— Он скрывается под именем дворянина Василенко. На самом же деле это Фрунзе, большевик, бежавший из ссылки. Дважды приговорен к смертной казни, — сообщал полицмейстер, нервно развязывая тесемки «дела».
— Вот так так! А я еще хотел побывать на его лекции, — воскликнул генерал-губернатор, сердясь на себя и недоумевая, как такого вредного для российского престола человека полиция до сих пор не может арестовать.
Сибирского беглеца приютил московский друг — студент Павел Батурин. Был он большевик и часто предоставлял свою квартиру подпольщикам. Павел несказанно обрадовался возвращению Михаила.
— Нашего полку прибыло... — обнимал он Фрунзе. — Живи сколько хочешь, за мной пока нет слежки. А что теперь творится в России — тебе и не снилось! Военные неудачи вызывают всеобщую ненависть к самодержавию, — говорил Павел, уверенный, что его друг сильно поотстал в ссылке.
Он ошибался. Фрунзе не хуже его знал о всех военных и политических событиях.
— Наша цель сейчас — превратить империалистическую войну в гражданскую, и цель эту надо объяснить каждому солдату, — сказал Фрунзе.
Прожив несколько дней у друга, Фрунзе выехал в Петроград. В столице встретился он с руководящими партийными работниками. Было решено направить Фрунзе на Западный фронт для агитационной деятельности в частях армии.
Западный фронт в те дни был главным фронтом. Полтора миллиона солдат сидели в грязных окопах, за колючей проволокой заграждений, многочисленные военные предприятия находились в прифронтовой полосе. Там работали тысячи рабочих Петрограда, Урала, Харькова; среди них особенно активно вели политическую пропаганду большевики. Опытный, образованный организатор масс, мастер политической конспирации, Михаил Фрунзе был незаменимым человеком для такой деятельности.
Фрунзе вернулся в Москву, сказал Батурину:
— Еду на Западный фронт. Хорошо бы приобрести надежные документы, а то армейская контрразведка быстро разоблачит.
— Постараюсь, — пообещал Батурин.
Так третий раз сменил Фрунзе свою партийную кличку. Теперь в Минск уже ехал вольноопределяющийся Михаил Михайлов. Случай — счастливый устроитель человеческих судеб — столкнул его там на улице с Исидором Любимовым, товарищем по подпольной работе в Иваново-Вознесенске. Сейчас Любимов работал во фронтовом комитете Союза земель и городов. По его рекомендации Фрунзе поступил в минский комитет Союза земель и городов — добровольную организацию, снабжавшую фронт провиантом, одеждой и медикаментами. Через несколько дней он встретился с Мясниковым на квартире Любимова, и они создали инициативную группу для объединения минских большевиков...