Гроза зреет в тишине
Шрифт:
— Был у нас в спецгруппе...
И так больно и обидно стало на сердце у Кремнева. «Неужели так будет?» — подумал он и посмотрел на Шаповалова. Насупив брови, будто он был чем-то очень недоволен, Михаил спал. Светлые волосы его рассыпались по плащ-палатке, и в них густо искрилась седина.
«Вот, и он поседел... А ему же только двадцать три!..»
Василь положил на колени ТТ. Теперь он смотрел на товарища так, как смотрит отец на сына, вернувшегося домой после долгих и трудных дорог. Ему было и радостно, что сын возмужал, повзрослел, и немного грустно, что вернулся уже не таким,
Михаил пошевелился. Кремнев спохватился, осторожно слез с нар, присел к столу и книжкой прикрыл настольную лампу.
Пусть поспит. Он действительно очень устал. А впереди... Кто может знать, что там, впереди?...
...Спал Михаил не долго, часа два. Вскочил, огляделся и, увидев за столом Кремнева, возбужденно проговорил, будто он вовсе не спал, а просто так — лежал и думал:
— Знаешь, а я, кажется, что-то придумал!
Василь удивленно поднял голову, улыбнулся:
— Придумал или во сне увидел?
— И придумал, и увидел! Но ты не смейся! Здорово может все получиться!
Михаил соскочил с нар, подсед к столу и спросил у Кремнева:
— Ты видел болото, что за рекой?
— Видел. И не раз.
— Отлично! Тогда ты приметил, что к самой реке подступают плывуны-зыбуны. Они поросли мхом и клюквенником, который оплел их, как паутиной.
— Да, точно, — снова улыбнулся Василь, не понимая, куда клонит Шаповалов.
— Чудесно! Значит, если подвязать к ногам специальные широкие лыжи, то по этим зыбунам можно пройти, как по снегу. Понимаешь? Не проехать, а пройти.
Кремнев насторожился. В горячих, возбужденных словах Михаила было заключено что-то действительно важное.
— Нет, ты понимаешь меня? — загорелся Михаил. — Понимаешь?
— Начинаю понимать. Так. Сделаем специальные широкие лыжи, станем на них и — пойдем. А вдруг впереди окажется трясина, на которую и на лыжах не ступишь?
Михаил удивленно посмотрел на Кремнева, щелкнул пальцами и разочарованно вздохнул:
— Да-а-а. Об этом я не подумал!..
Он сгреб в горсть свои густые волосы и долго сидел неподвижно. Вдруг поднялся и спросил:
— Посмотри, который час? Мои стоят, не завел.
— Ровно два часа ночи.
— Очень хорошо! До наших окопов три километра. От наших окопов до немецких — километр. От немецких окопов до Зеленой поляны — километра три. Значит, всего — семь. Пройду за три часа туда и назад?
— На чем?
— На обычных лыжах. Я их не бросил на острове, принес.
— Может, и пройдешь... — Кремнев пристально посмотрел на Михаила, спросил: — Ты что, хочешь идти один?
— Может, взять Крючка? Он легкий.
— Наоборот, возьми Бондаренко. Он тяжелый. Он и проверит, можно ли идти по зыбунам с грузом или нет.
— Правильно! Жди нас на рассвете.
Вернулись они в шесть часов утра, грязные, мокрые, но счастливые.
— Эксперимент удался! — ворвавшись в отсек к Кремневу, с порога объявил Шаповалов. — Мы прошли! И не только прошли. Мы побывали на Зеленой поляне. Аэродром отличный. И вокруг — ни души. Правда, поблизости небольшая дорога и по ней изредка проходят немецкие автомашины. Ну, да наплевать нам на машины. Нужно всего
XII
Идея Михаила Шаповалова понравилась всем, особенно комбригу Дубровичу. Он тотчас же принял решение использовать ее при прорыве блокады.
— Прежде, чем пойти на прорыв, мы зашлем в тыл к немцам человек пятьдесят «лыжников»-автоматчиков. И знаешь, какого они наделают там шуму? — доказывал он Хмаре, поблескивая горячими, черными глазами.
Хмара согласился. И Дубрович, обрадованный, отдал Шаповалову ценнейшее свое сокровище: двухместную резиновую лодку и дымовую шашку, с помощью которой лодку можно надуть за несколько секунд. Только попросил:
— Переправитесь — лодку не бросайте. Спрячьте в лозовых кустах, напротив поляны. Я потом найду ее.
Шаповалов обещал, что просьбу его выполнит, и, боясь, как бы Дубрович вдруг не передумал, помчался к своим ребятам: надо было смастерить лыжи, а не было ни досок, ни креплений.
Доски нашли в блиндаже, в его собственном отсеке, и даже больше, чем надо — ими были обшиты все стены. А вот с креплениями дело было хуже.
Первое условие — они должны были быть надежными. Нужны очень крепкие ремни, а где их взять? И Михаил, чуть не кусая от злости пальцы, вспомнил, что он оставил в багажнике трофейного «оппеля», который теперь ржавел на заброшенной смолокурне, целых двадцать ремней вместе с майорской формой Мюллера и четырьмя комплектами разного немецкого обмундирования. Но делать было нечего. Материал для надежных креплений надо было найти немедленно, и он приказал разведчикам снять и порезать свои пояса. Гимнастерки можно подпоясать и брючными ремнями, а брюки — веревками.
К полудню шесть пар специальных лыж были готовы. Выбрав тихое место на Сухом болоте, проверили их. Идти на лыжах было неудобно и трудно, но все же можно, и это всех обрадовало.
Разведчики пошли отдыхать, а Шаповалов направился в блиндаж к Хмаре, чтобы доложить, что группа готова к выполнению боевого задания.
Хмара и Кремнев сортировали бумаги. Одни бросали в железную печку, где тлел смоляной чурбак, другие аккуратно клали в цинковые ящики из-под пулеметных лент. Четыре таких ящика уже были заполнены доверху, семь или восемь стояли сбоку и ждали своей очереди.
— Пришла ответная радиограмма, — не отрываясь от дела, сообщил Кремнев. — Самолет сядет на Зеленую поляну в четыре ноль-ноль. Сигнал для посадки — буква «Т», сложенная из белого полотна.
— А где мы возьмем белое полотно? — удивился Михаил.
— Полотно есть, нашли на складе у Дубровича, — вместо Кремнева ответил Хмара и приказал: — Помогай. Вынимай из сейфа деньги и укладывай их в пустые ящики.
XIII
Трижды в течение суток приводили Бориса к Шварценбергу и трижды уносили в подвал. Юноша упрямо молчал. Ему загоняли иголки под ногти, посылали горячими углями живот и спину. Он кричал, корчился от боли, до крови искусал губы, но не говорил ни слова о том, что интересовало его палачей. И только на исходе дня, обессиленно рухнув на пол, простонал: