Грозное лето
Шрифт:
— Я это знаю, но я не о том. Я говорю о приезде великого князя на Дон.
— Гм. Ты полагаешь, что этот приезд связан с подготовкой к войне?
— Наконец-то ты понял. Дон, опора престола, десять лет тому назад не очень-то любезно принял царя в Персиановских лагерях, ибо к нему кинулась какая-то женщина с криком: «Царь, прекрати войну!» Японскую в то время. Разобидевшись, монарх укатил в Петербург на всех своих трех поездах, не пожелав проехать еще пятнадцать верст, кои отделяли его от града Платова, который так готовился к его приезду
Александр подумал немного. «А братец мой, кажется, умнее меня и всех нас, Орловых. Смотрит в корень, как Козьма Прутков говорит», — и спросил:
— То есть ты хочешь сказать, что государю потребуются в ближайшее время казачьи полки?
— Молодец. Именно это я и хотел сказать тебе. Об остальном ты можешь подумать сам. А теперь извини, мне пора, так что будь здоров и не поминай лихом, — сказал Михаил и пошел из грота, — нет, не сутулый, не медлительный, а собранный, прямой и решительный.
Александр смотрел ему вслед, мрачно смотрел, а вместе с тем и уважительно, даже любовно, и ему не хотелось, чтобы братья кончили Сибирью.
Он вышел из грота, постоял немного и сказал негромко:
— Черные грачи, черные гнезда. А дом должен быть светлый, Друзья.
И, закурив, медленно пошел по аллее, задумчиво опустив голову.
— Александр, остановись, умоляю! — раздался позади него голос Верочки.
Александр обернулся и подумал: «Что еще случилось?»
Верочка подбежала к нему, бросилась на грудь и запричитала восклицаниями:
— Что ты натворил? Что ты сделал с Василием? Он едва не наложил на себя руки, хотел дедушкиным ружьем… Ох, что же это происходит в нашей семье, господи? Я с ума сойду!
Она плакала и дрожала, белая от яркого неба, от платья с бесчисленными оборками, склонив золотую голову ему на грудь, а он держал ее в своих невольных объятиях и смущался все более и не знал, как успокоить ее и что сказать.
И сказал дрогнувшим голосом:
— Прости, служба… Казарма… Совсем огрубел. Солдафон я, честное слово, — поносил себя Александр. — Я готов сейчас же, в твоем присутствии, принести Василию тысячу извинений. И я немедленно уезжаю в Новочеркасск, а оттуда — в Харьков, узнать, что с Алексеем.
— Василий уехал из станицы, а куда — неизвестно. А Алеше не будут делать операцию, — он уже дома. И в Новочеркасск мы поедем вместе, встречать великого князя, и моих родных навестим. Но Василий не хочет петь в соборе. Это же ужас. Его расстригут и предадут анафеме, как графа Толстого.
— Граф Толстой — великий писатель, Верочка.
— А Василий — великий бас.
— Дай бог, но именно поэтому его не расстригут, уверяю тебя. И он будет петь в соборе, — отец попросит, и я попрошу, — сказал Александр убежденно и медленно пошел с Верочкой по аллее к дому.
Грачи уже вернулись на свои
Александр осторожно снял его, сдул на землю и мрачно произнес:
— Зря я приехал сюда, зря поссорился с братом и отравил настроение себе и всем. Завтра уеду в Новочеркасск, а оттуда — в Петербург определяться. И более к вам не приеду в ближайшие годы.
— Приедешь, Саша. Папу навестить, меня проведать, — сказала Верочка. — А сейчас ты извинишься перед Василием и встретишь гостей.
— Каких гостей? — удивился Александр. — Я никого не приглашал. И генерал Голиков, начальник войсковой артиллерии, велел мне прибыть в атаманский дворец, к наказному.
— Пригласил уже помещик Королев. На пикник. А гости отдыхают на веранде. Фаэтоны попались старенькие, а дорога — сам знаешь, не торцовая мостовая на Невском.
Александр недовольно заметил:
— Опять помещик Королев… Смотри, Верочка, сей толстосум что-то зачастил к вам. Не получился бы скандал с Алексеем.
Верочка звонко рассмеялась и объяснила:
— Алексей служит у него главным агрономом, так что твои предположения ни к чему. И господина Королева более всего на свете до сих пор интересовали лошади. Что же касается меня, то с меня вполне достаточно того, что меня любите все вы: Алексей, ты, Миша, Вася, наконец, любит папа. Как родную. Я счастлива, и больше мне ничего не нужно в жизни. Деток бы воспитать — вот моя забота.
Александр поцеловал ее маленькую руку и сказал:
— Я восхищаюсь тобой, Верочка, и дай бог тебе побольше счастья с моим братом…
— А вот и гости наши, — весело произнесла Верочка и затормошила Александра: — Да иди же ты быстрее, ради бога.
Навстречу им шли Надежда и Николай Бугров, а позади — Мария с белым парижским зонтиком на плече.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Александр обрадовался таким гостям, обнял Надежду и поцеловал руку Марии, и штабс-капитану Бугрову благодарно сказал:
— Дай я и тебя обниму, друг мой сердечный, за столь нежданный приезд твой с такими прекрасными дамами. Право, я был бы весьма рад заменить тебя в пути, но — хвала аллаху — ты и сам справился с обязанностями джентльмена самым блестящим образом, как я вижу. Дамы находятся в отличном настроении.
Надежда незлобиво попеняла:
— Да, но этому предшествовали четыре дня томительного пути из столицы в наш захолустный град Платов. Безобразие, месяц сидишь здесь — и ни одного письма.
Александр повинился:
— Виноват. Наказный задержал ради стрельб в Персиановке и выяснял возможность открытия для меня вакансии после выпуска из академии.
— И открыл?
— Открыл, но Жилинский просит наше начальство направить к нему одного человека, у него — вакансия при штабе, в Варшаве.