Грозное лето
Шрифт:
— Сколько выставила Германия против союзников? — спросил великий князь, не обращаясь ни к кому конкретно.
Ответил Данилов, генерал-квартирмейстер ставки верховного, подойдя к огромной карте, лежавшей на таком же огромном столе:
— Сейчас против Франции действуют миллиона полтора солдат и не менее пяти тысяч орудий всех калибров, а скорее всего — более пяти тысяч.
— А в Галиции сколько может быть выставлено против нас австрийских солдат и орудий? — продолжал великий князь.
— В Галиции против нас может быть выставлено свыше
— Сколько можем выставить мы? — допрашивал великий князь и нанес на карту названные Даниловым цифры.
— Семьсот тридцать четыре батальона и шестьсот три эскадрона, при двух тысячах шестистах шестидесяти семи орудиях, — ответил Данилов, не задумываясь.
Жилинский тогда искренне пожалел Янушкевича и готов был сказать ему: «Да уймите же вы этого наглеца! Вы же — начальник штаба ставки верховного, а не писарь генерал-квартирмейстера!»
Янушкевич, изящный и даже немного кокетливый, наблюдал за всем происходящим с олимпийским спокойствием и влюбленно следил за худым, заросшим небольшой бородой, продолговатым лицом великого князя, готовый, кажется, предупредить малейшее его желание, и вовсе не обращал внимания на своего подчиненного. Но великий князь ламетил мрачный взгляд Жилинского и нетерпеливо спросил:
— Вы не согласны с данными генерала Данилова, генерал Жилинский?
— Никак нет, ваше высочество. У генерала Данилова блестящая память, но дело в том, что полковник Редль, начальник австрийской разведки, у коего мы купили план развертывания австрийской армии, застрелился.
Великий князь был крайне удивлен и спросил:
— То есть вы хотите сказать, что наши предположения о противнике на юго-западном театре могут оказаться не теми, какими мы их представляем?
— На этот вопрос трудно ответить, ваше высочество, но коль Редль покончил с собой, — полагаю, что австрийцы узнали о продаже плана войны с нами, а значит, и могут всо изменить, — ответил Жилинский.
— Когда вам стало это ведомо? И от кого?
— От нашей агентуры — несколько месяцев тому назад. И от полковника Мясоедова. Он просился ко мне, на северо-западный театр, в разведку. Я отказал ему, так как о нем ходят всякие слухи.
Данилов самоуверенно, даже вызывающе, заметил:
— Я этого не предполагаю, ваше высочество. Возможна провокация: Мясоедов часто охотился с кайзером в пограничном районе Палангена, и я предполагаю…
И великий князь пришел в негодование.
— Меня не интересует, что вы предполагаете, — оборвал он Данилова. — Меня интересует дислокация сил противника на юго-западном театре, а оная, оказывается, вам совершенно неведома. Как я буду концентрировать мои войска? Куда их направлять? — И обратился к скромно стоявшему в стороне главнокомандующему юго-западным театром Иванову: — Что вы можете сказать мне по этому поводу, генерал Иванов?
Иванов пригладил свою расчесанную надвое большую роскошную бороду, пожал плечами и ответил неуверенно:
— Трудно что-либо возразить Якову Григорьевичу, ваше высочество, но
— Проверьте и доложите мне.
— Слушаюсь.
— А вам, генерал Данилов, я делаю порицание за то, что вы строите план нашей атаки австрийцев на сомнительных данных, — сделал великий князь выговор Данилову.
Янушкевич торжествовал: так поддеть Данилова, которого и он недолюбливал, мог не всякий, однако Данилов нисколько не смутился и продолжал докладывать:
— …Таким образом, на юго-западном театре на данный момент, в пунктах сосредоточения наших войск, имеется пока от четырехсот пятидесяти до четырехсот семидесяти батальонов.
— Четыреста пятьдесят или четыреста семьдесят? — прервал его великий князь.
Янушкевич отчеканил:
— Пока, ваше высочество, на месте сосредоточения имеется всего четыреста семьдесят батальонов.
— Благодарю… Покажите вашу диспозицию, которую мы предпишем командующим театрами.
Янушкевич подошел к столу, на котором находилась карта, взял ее и, поискав глазами, на что ее повесить, не нашел и распустил до самого пола.
Великий князь поднял ее над головой, и она как бы повисла на стене.
Теперь докладывал Янушкевич:
— Западная группа из четвертой и пятой армий, командующие соответственно генералы Зальц и Плеве, здесь присутствующие…
Генералы Зальц и Плеве стукнули каблуками сапог, как бы представляясь, хотя великий князь знал их отлично.
— Садитесь, господа. В ногах правды нет, — бросил он.
Янушкевич продолжал:
— Эти армии будут действовать на театре Люблин — Ковель, общая численность штыков — семь с половиной корпусов, сабель — восемь с половиной кавалерийских дивизий. Это — западная группа, дислоцируемая вот здесь, от Западного Буга до Вислы. Далее: третья армия, командующий генерал Рузский…
Генерал Рузский поднялся, поправив пенсне, звякнул шпорами и кивнул белой, с ежиком, головой, но великий князь сказал:
— Сидите, господа. И можете не вставать.
Жилинский бросил незаметный взгляд на Рузского и вспомнил слова Сухомлинова о нем: мечтал о командовании юго-западным театром или вашим, и я не уверен, что он не отказался от сей фантазии. Демократ и любит болеть всякий раз, когда от него требуется напряжение всех сил.
А Янушкевич совсем вошел в роль и говорил, как будто лекцию читал в академии, — свободно, со знанием дела:
— Оперативно эта армия называется Ровненской, вот здесь ее дислокация, Луцк — Кременец. Состав: четыре с половиной корпуса штыков и четыре кавалерийских дивизии сабель, направлена на Львов. Наконец, восьмая армия генерала Брусилова…
Брусилов поднялся молодо, хотя был старше великого князя, кивнул седой головой, на которой блестели большие залысины, и тотчас сел.
Великий князь служил с ним в петербургской гвардии, был хорошо знаком и тепло спросил:
— Здоров ли мой друг Алексей Алексеевич?