Грозное лето
Шрифт:
Да, Жилинский хотел оказать союзникам помощь, но он планировал, как командующий Варшавским военным округом, прежде подтянуть к германской границе армию Самсонова и, выравняв ее с армией Ренненкампфа, атаковать Притвица общими силами одновременно с юга и с востока, чтобы действовать наверняка. Такой план и был разработан им и Жоффром в прошлом году.
Между тем великий князь вышагивал своими длинными ногами по кабинету, диктовал Янушкевичу:
— Генералу Иванову приказываю начать атаку противника силами третьей и восьмой армии соответственно пятого и шестого августа, не дожидаясь прибытия третьего Кавказского и двадцать четвертого корпусов…
— Ваше высочество, осмелюсь… — попытался было возразить
— Атаковать силами третьей и восьмой армии потому, что четвертая и пятая армии запаздывают в своем сосредоточении, — объяснил великий князь и продолжал: — Третьей армии, генерал Рузский, надлежит за два дня выйти на рубеж Острова — Рудни — Вышневец…
— Слушаюсь, — отчеканил Рузский не очень браво.
Великий князь продолжал:
— Вам, генерал Брусилов, надлежит к седьмому августа выйти к Збручу и далее действовать совместно с Рузским в направлении Львова.
— Слушаюсь, ваше высочество, — произнес Брусилов, поднявшись.
— А что скажут генералы Плеве и Зальц? — обратился великий князь к командующим пятой и четвертой армиями.
Барон Зальц растерялся от неожиданности, но его выручил Плеве. Будучи старше всех присутствовавших, он выглядел болезненно, однако встал, как и положено, и по-стариковски ответил:
— Боюсь, ваше высочество, что, пока мы сосредоточимся, Конрад перетянет армии с сербского театра на наш. Полагаю, что нам невозможно задерживать атаку более чем на один-два дня.
Великий князь был растроган, подошел к Плеве и обнял его.
— Благодарю вас, генерал Плеве, от имени государя и своего, — произнес он дрогнувшим голосом и сказал всем: — Учитесь, господа, У старого боевого солдата, как долженствует служить отечеству и престолу.
Генерал Плеве смутился, переступил с ноги на ногу, поправил седые усы, потом сел на стул с высокой резной спинкой, достал клетчатый платок и утер взмокшую лысую голову.
Великий князь продолжал приподнято:
— Нам надлежит, в силу наших союзнических обязательств, как можно скорее поддержать французскую армию ввиду готовившегося против нее главного удара противника. Как у нас на Северо-Западном фронте, готово ли все для атаки?
Ренненкампф посчитал, что вопрос относится к нему, живо поднялся и, распустив свои огромные усы, чеканно ответил низким голосом:
— Первая армия, ваше высочество, числом около ста батальонов штыков и свыше ста двадцати эскадронов и сотен, закончит сосредоточение к концу месяца. Но мне необходим второй корпус генерала Шейдемана, который предназначен для Самсонова, ибо у меня на левом фланге имеется сильная неприятельская крепость Летцен.
Жилинский был взбешен: эка нахал! И готов был сказать, что корпус Шейдемана не может быть изъят из второй армии, да в это время великий князь обратился к нему, словно и не слышал того, что говорил Ренненкампф:
— Генерал Жилинский, каковы силы вашего театра и сроки их сосредоточения?
И тогда Жилинский блеснул:
— Первая армия, за вычетом оставляемых для караульных служб, будет иметь к концу двенадцатого дня мобилизации девяносто шесть батальонов и сто шесть эскадронов и сотен, в составе: двадцатого корпуса генерала Смирнова, состоящего из двадцать восьмой дивизии генерала Лашкевича, двадцать девятой — генерала Розеншильда-Паулина, пятого авиаотряда и пятой стрелковой бригады, которую, однако, всего лучше подчинить четвертому корпусу, как находящуюся в его районе; третьего корпуса генерала Епанчина, состоящего из двадцать пятой дивизии генерала Булгакова и двадцать седьмой — генерала Адариди; наконец, четвертого корпуса генерала Алиева, состоящего из сороковой дивизии генерала Короткевича и тридцатой — генерала Колянковича. Орудий всего — четыреста два, кавалерии —
— Продолжайте.
Жилинский незаметно перевел вздох и продолжал:
— Вторая армия, также за вычетом оставляемых для караульных служб частей, будет иметь сто пятьдесят восемь батальонов и семьдесят два эскадрона и сотни, орудий — шестьсот двадцать шесть, в составе: второго корпуса генерала Шейдемана, состоящего из двадцать шестой дивизии генерала Порецкого, сорок третьей — генерала Слюсаренко и второго авиаотряда; шестого корпуса генерала Благовещенского, состоящего из четвертой дивизии генерала Комарова, шестнадцатой — генерала Рихтера и двадцать третьего авиаотряда и приданной корпусу армейской кавалерийской дивизии генерала Толпыго; тринадцатого корпуса генерала Клюева, изъятого из юго-западного театра и состоящего из первой дивизии генерала Угрюмова, тридцать шестой — генерала Преженцева и двадцать первого авиаотряда; пятнадцатого корпуса генерала Мартоса, состоящего из шестой дивизии генерала Торклуса, восьмой — генерала Фитингофа и пятнадцатого авиаотряда; двадцать третьего корпуса генерала Кондратовича, срстоящего из второй дивизии генерала Мингина и третьей гвардейской — генерала Сиреллиуса, оставленной пока в Варшаве, и первой бригады генерала Васильева, находящейся на марше к Варшаве; наконец, первого армейского корпуса генерала Артамонова, состоящего из двадцать второй дивизии генерала Душкевича и двадцать четвертой — генерала Рещикова, обе трехполкового состава, и шестой и пятнадцатой армейских кавалерийских дивизий генералов Роопа и Любомирова. Тринадцатый корпус подойдет через четыре дня. Пятнадцатая и шестая кавалерийские дивизии подойдут через три дня. Первый армейский и первый гвардейский будут включены в боевой состав армии по вашему повелению, ваше высочество… У меня все, — закончил Жилинский с полным сознанием исполненного долга.
Великий князь все время ходил, опустив глаза и слушая внимательно, а все следили за ним, высоченным и тощим, как зачарованные, боясь переглянуться с соседом: мол, блеснул Жилинский.
Великий князь первым нарушил воцарившуюся тишину:
— Гвардейский корпус оставить в Варшаве. Первый армейский не выдвигать далее Сольдау. — А Ренненкампфу не без язвительности сказал: — Вот как надлежит докладывать мне, генерал.
— Слушаюсь, ваше высочество, — произнес Ренненкампф так бодро, как будто получил августейшую похвалу.
Великий князь мягко продолжал:
— Что у противника будет, Яков Григорьевич?
— Четыре корпуса, численностью в сто батальонов, плюс ландверные дивизии Унгерна и Гольца, плюс гарнизоны крепостей: Кенигсберга из тридцати тысяч штыков; Грауденец — бригады ландверов из шести батальонов: Торн — двадцатой ландверной бригады; Летцена — пяти ландверных батальонов. Для полного сосредоточения армии генерала Самсонова у границ противника, на всем ее протяжении, длина коего равна ста семидесяти верстам, нам необходимо семь дней, дабы начать атаку вместе с первой армией.
— То есть задержать наступление первой армии? — спросил великий князь, не назвав Ренненкампфа как командующего.
Жилинский ответил:
— Никак нет, ваше высочество: первая армия может приступить к активным действиям через три дня после рекогносцировки противника, в частности кавалерией хана Нахичеванского.
— Гм, — задумался великий князь и, вытянувшись во весь рост, спросил у Янушкевича: — А вы как полагаете, Николай Николаевич?
— Полагаю, ваше высочество, что Яков Григорьевич прав: порознь атаковать Притвица нам неспособно, он сильнее каждой из наших армий, в частности тяжелыми орудиями. К тому же располагает прекрасной сетью железных дорог и может маневрировать, как ему будет угодно.