Грозное лето
Шрифт:
– Що ж ты сидишь?!
– закричал он на опешившего Михаила.
– Подывись, якый в тэбэ котел! Свиней тильки кормить с цього котла. Дэ твий халат?..
Кузьмич опасливо озирался по сторонам, чувствуя и свою вину в этом деле: ведь хозяйство-то роты было последнее время в его руках.
– Я говорил ему на сей счет, - оправдывался он, гневно посматривая на помрачневшего Лачугу.
– Да в разум не берет мои слова. Ты, говорит, мне не указ. Побывал у генерала, так теперь думает, что уж и сам генерал.
Михаил молча
– Не нравлюсь, ищите другого. Я с этим котлом всю хребтину поломал, -проговорил он.
– Жалко, що ты голову свою дурацьку не зломав! Ты у мэнэ гляди. А то таке лекарство пропышу, що вик памятать будэш!
– Не стращай!
– А я и не стращаю. Вернусь, проверю. И щоб усе чысто було! Зрозумило?
– Понятно, - вяло ответил повар.
– А ты тэж марш звидциля, ничого дурака валять!
– бросил старшина Сеньке и вышел вместе с Кузьмичом во двор.
В мазанке некоторое время стояло неловкое молчание.
– Что он на меня?
– кивнул лобастой головой Лачуга в сторону двери.
– Тож мне начальник великий объявился. Видали мы таких!
– Нет, ты с ним поосторожней, Миша, - совершенно серьезно посоветовал Сенька.
– Пинчук - человек крутой и строгий. Беспорядков не терпит. Чуть заметил что - и беда!.. Недаром председателем колхоза был! Этот враз научит уму-разуму...
Рассказывая об этом, Ванин не скрывал и собственной боязни перед Пинчуком.
– А вообще-то он очень правильный человек. Зря ругать не станет. А уж коли провинился, пеняй на себя: спуску не даст. Лучшего старшину не сыскать на всем белом свете.
– Что ты мне его расхваливаешь, как красну девку, - свистя сквозь щербатые зубы, заметил Михаил.
– Сам вижу, что за птица. Заест.
– А ты делай все хорошо, и не заест. Почему от генерала-то ушел?
– По своей воле.
– Сам, значит?
– Сам.
– Хо? Сам!
– Ванин захохотал.- Милый ты мой, хоть бы врать-то научился. Иди ко мне на курсы, за неделю академиком в этом деле будешь... Это, брат, ты от меня так легко можешь уйти, а не от генерала. Правда, хоть я и ефрейтор, но до генерала мне еще далековато...
– Не понял ты меня, Семен, - обиделся Лачуга.
– Отпустил меня генерал. Я сам попросился у него в разведку. Хотел разведчиком быть, а тут опять с котлом пришлось возиться.
– Ах вон оно что!.. Ну ничего, Миша, не горюй. Кормить разведчиков -тоже большое дело. Дай-ка лучше закурить.
– Некурящий я.
Сеньку осенила какая-то новая мысль.
– Некурящий?
– притворно удивился он.
– Да как же это ты? Не понимаю. Я вот, например, подыхаю без курева. Выдадут на неделю, а я за один день все искурю. А потом хожу, щелкаю зубами, как голодная дворняжка, да покурить спрашиваю. Впору хоть вой...
С присущей ему сообразительностью Семен сразу же оценил
– Тебе пора уже к котлу вставать, - услужливо заговорил он.
– Может, помочь дровишек наколоть? Это я мигом.
– Не надо. Я сам.
Сенька в душе выругал недогадливого кулинара, но все же надеялся, что его слова произведут необходимое воздействие на некурящего повара.
Ванин взял топор и вышел из мазанки. Остановился, хищно кося глаз на курицу, мирно рывшуюся в мусоре и что-то там выклевывавшую. Затем нагнулся, взял полено и поставил его на попа. Взмахнул топором и опустил его на... голову курицы.
– Что ты наделал?
– в ужасе заорал Лачуга.- Это ж хозяйская курица!
– Неужели? Ай-ай-ай!
– притворно заахал Семен.- Ну, так поскорее ее в котел - и концы в воду!
– Вот набить бы тебе самому "котел", тогда б ты знал, как совать свой нос...
– Ну-ну, ты полегче! А то остальные зубы повыбью!
В дверях мазанки появился молодой разведчик Алеша Мальцев. Запыхавшись, он сказал:
– Товарищ ефрейтор, к командиру роты.
Сенька оглянулся, досадуя на то, что не удалось довести дело до конца.
– Ну, пошли.
Мальцев перепутал: Ванина вызывал не командир роты, а старшина Пинчук, нашедший для разведчика какую-то работу.
4
Марченко же сидел у себя в хате и выколачивал о стол разноцветный мундштук, ожидая, когда к нему явятся с докладом Пинчук и Кузьмич. Те вскоре пришли,
– Докладывайте, - приказал лейтенант, не прекращая своего занятия.
Это не понравилось Пинчуку, и он громко обратился к командиру:
– Товарищ лейтенант, разрешите докладать!
– Что кричишь? Я не глухой. Сказал же - докладывайте.
– Так я хотел по всей хворме.
– После войны - по всей форме. А сейчас не до этого.
Марченко вдруг легко вскочил на лавку и, быстро обернувшись, присел на подоконник. Тонкий и сухой, стремительный, он как-то весь подался вперед, будто готовился к прыжку. Из-под тонких броней поблескивали глубоко посаженные каштанового цвета глаза.
– Ну, я слушаю.
Кузьмич и Пинчук доложили: первый - о сдаче, а второй - о приеме имущества.
Выслушав доклад, лейтенант приказал прислать к нему Акима.
Пинчук с видимой неохотой уходил из хаты. Он надеялся, что командир роты поинтересуется, как у него, старшины, обстоят дела, что его волнует и прочее. Но ничего этого не случилось. Кровно обиженный, Пинчук все же проговорил:
– Время, мабуть, у него нэмае.
Встретив Акима на улице, старшина холодно передал приказание: