Грозный всадник
Шрифт:
Притомился в делах воевода. Взяла его хворь. Пролежал он несколько дней в постели.
Но работа шла, не стояла на месте. И вот Никита Зяблов пришёл к воеводе.
– Отец воевода, готовы стены!
Не удержался Иевлев, поднялся на ноги, пошёл посмотреть на крепость.
Глянул - отличные стены. Высокие, крепкие, ладные. Даже выше старых на целый метр.
– Молодцы!
– похвалил воевода.
Обошёл он крепость с одной стороны, обошёл со второй, с третьей, завернул
– Как так!
– взревел воевода.
– Не хватило, боярин, брёвен, - объясняет Никита.
– Как - не хватило?!
– Промашка у нас получилась. Зазря метром выше поклали стены. Но ничего, ничего, - говорит Никита.
– Зато три стороны неприступные. Никакая их сила теперь не возьмёт. Не страшен, отец воевода, Разин.
Взвыл воевода:
– Да что ты, дурак, несёшь! Что же это тебе за неприступная крепость, если в ней целой стены не хватает?
Разводит Никита руками, еле улыбку в усах скрывает:
– Промашка, батюшка, промашка. И как это только у нас получилось! А ведь старались, старались, батюшка...
– Старались?!
– кричал воевода.
– Не царю, супостаты, служите! Стеньку, проклятые, ждёте. Вот я вам!
Приказал воевода плотников избить батогами. Однако писать обо всём царю и просить новых денег не стал. Не хватило для этого смелости.
Так и остался Ефремов с тремя стенами. Хорошо, что Разин не брал Ефремов.
Г л а в а ч е т в е р т а я
КАЗАЦКОЕ СЛОВО
ГУСЬ И ПРИСЕВКА
Два молодых казака Гусь и Присевка заспорили, кто больше народному делу предан.
– Я!
– кричит Гусь.
– Нет, я!
– уверяет Присевка.
– Я жизни не пожалею!
– бьёт себя Гусь в грудь кулаком.
– Я пытки любые снесу и не пикну!
– клянётся Присевка.
– Хочешь, я палец в доказ отрежу?
– Что палец! Я руку себе оттяпну!
Расшумелись казаки, не уступают один другому.
Разин в это время проходил по лагерю и услышал казацкий спор. Остановился он. Усмехнулся.
Заметили спорщики атамана. Притихли.
Посмотрел Степан Тимофеевич на молодцов.
– Ну и крикуны: жизнь, пытки, палец, рука. Хотите себя проверить?
– Приказывай, атаман! Слово даём казацкое.
– Грамоте учены?
– Нет, Степан Тимофеевич.
– Так вот: кто первым осилит сию премудрость - тому настоящая вера.
Смутились казаки. Не ожидали такого. Ну и задал отец атаман задачу. Однако что же тут делать? Назад не пойдёшь. Слово казацкое брошено.
Не зря говорил про грамоту Разин. Нужны ему люди, умеющие писать и читать. Мало таких. Трудно крестьянскому войску.
Пошли казаки в церковь, разыскали дьячка.
–
Сели они за буквы. Пыхтят, стараются казаки.
Только трудно даётся наука. Неделя проходит, вторая.
– Сил моих больше нет, силушек!
– плачет по-детски Гусь.
– Уж лучше бы смерть от стрелецкой пули!
– стонет Присевка.
Проходит ещё неделя.
– Голова ты моя, бедная ты головушка! Помру я при этом деле! убивается Гусь.
– За что же муки такие адовы? Господи, праведный, за что покарал? причитает Присевка.
Стонут, проклинают судьбу свою казаки. Стонут, а всё же стараются. Слово казацкое дадено.
Прошло целых два месяца.
– Ну, ступайте, - произнёс наконец дьячок.
Словно ветром дунуло в казаков - помчались быстрее к Разину.
– Осилили, отец атаман, премудрость!
– Да ну!
– не поверил Степан Тимофеевич.
– Проверяй!
Протянул Разин Гусю писаный лист бумаги:
– Читай-ка.
Читает Гусь. Правда, не так чтобы очень гладко. Однако всё верно, всё разбирает.
– Молодец, казак!
– похвалил Разин.
Достал он лист чистой бумаги, протянул бумагу Присевке:
– Пиши-ка.
Пишет Присевка. Правда, не так чтобы очень быстро. Однако всё верно. Буквы не путает.
– Молодец, казак!
– подивился Разин.
– Оба вы молодцы! Порадовали. Не ожидал.
Засмущались Гусь и Присевка:
– Старались, отец атаман. Ведь слово казацкое было дадено.
КРАСАВЕЦ ЛЁВКА
Красавец Лёвка заснул в дозоре. Полагалась за это у разинцев смерть.
Однажды отправился Разин проверять, как службу несут караулы.
Ночь была тёмная, тёмная. Звёзд не видно. Луны не видно. Небо стояло в тучах. Выбрал Степан Тимофеевич время перед рассветом, когда дозорных особенно клонит сон.
Идёт Разин от поста к посту. То тут, то там вырываются из темноты голоса:
– Стой! Отзовись!
Отзывается Степан Тимофеевич. Узнают разинский голос дозорные:
– Здравья желаем, отец атаман!
Надёжно службу несут караулы. Доволен Степан Тимофеевич.
Прошёл он шесть дозорных постов. Остался седьмой, последний. Тут и дежурил Лёвка. "Красавец" он потому, что кончик носа был у него обрублен. Так в шутку окрестили его казаки. Когда-то ходил он походом в Ногайские степи. В каком-то бою и лишился носа.
Стоял Лёвка в дозоре у самой реки, на волжской круче у старых сосен.
Вышел Разин к речному откосу. Никто не крикнул на звонкий шаг. "Что такое?" - подумал Разин. Остановился. Тихонько свистнул. Минуту прождал ответа. Свистнул погромче. Опять тишина.