Грубая обработка (сборник)
Шрифт:
В полицейском участке на Каннинг-серкус еще светились некоторые окна. В пяти ближайших трактирах завсегдатаи подтягивались к стойке бара, чтобы успеть пропустить еще по одной до того, как придется закругляться. В сторону университета шла небольшая группа студентов.
Линн Келлог сбросила скорость и, включив левый сигнал поворота, свернула на дорожку к дому Шеппердов.
Фасад дома был обращен на запад, на склон холма. Отсюда открывался вид на «Квинз Медикал Сентр» и университет за ним. Совсем близко начинался квартал высоких домов,
Машина Нейлора была припаркована примерно на пятьдесят метров дальше по другую сторону улицы. Сейчас он шел им навстречу, не спуская глаз с дома Шеппердов.
– Повтори, – обратился к нему Резник, – насколько ты уверен?
– Ну, это все же была не фотография.
– Ты что? Уже передумал?
– Никоим образом. – Он быстро покачал головой. – Просто вы знаете – рисунок это рисунок. Но сходство есть определенно.
– И ты заметил это сходство.
– Да, сэр.
– По крайней мере, честно.
Нижняя треть дома была выложена желтым кирпичем, остальная часть была покрыта мелкой галькой и явно нуждалась в ремонте. За исключением широкого окна наверху, рамы были разделены на небольшие квадраты. Окна аккуратно завешены полосатыми занавесками. Из-под колпака лампы над входом лился ровный свет.
– Думаю, нет смысла вваливаться целой толпой, – взглянул на Линн Резник.
Келлог отступила в сторону, и двое мужчин направились к двери.
– Быстрее, – крикнула Джоан, услышав шаги мужа, – уже началось.
Она думает, он не знает. Но какой смысл торопиться, если это может закончиться тем, что он все уронит и они останутся без ужина. К тому же неизвестно, о чем будет сегодняшняя передача. Может, о том, что еще совсем недавно называлось Восточным блоком. Это было совсем недавно. Стивен отлично помнил, как они с женой радовались процессу демократизации, свободным выборам. Сам Стивен голосовал уже более тридцати лет и не замечал, чтобы это существенно улучшило его жизнь.
– Стивен!
– Иду!
Ему даже нравилось, когда она покрикивала на него, словно на одного из своих учеников. Хотя, если разобраться, с ними она была гораздо терпеливее.
– Сти…
– Я здесь.
Диктора на экране телевизора сменили танки.
– Я думала, ты никогда не придешь. – Джоан смотрела, как он ставит поднос на подготовленное ею место на столе.
– О чем рассказывают сегодня? – спросил он. – Хорватия или Чехословакия?
– Белфаст.
Стивен повернулся к экрану.
– Что это ты пожалел абрикосового джема?
– Я задержался, выскребая остатки из банки. – Он взял свою тарелку и поставил ее на подлокотник кресла, в которое усаживался.
– Не делай так больше.
– Что?
– В один прекрасный день содержимое тарелки разлетится по всему ковру.
– Но ведь этого не случилось.
Дикторша стала рассказывать о новом повороте событий в расследовании исчезновения шестилетней Эмили Моррисон. Держась одной рукой за подлокотник, Стивен повернулся к экрану.
– Стивен! Какого черта?
– Извини, извини! – Он взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, сильно ударился подбородком о стол, выругался и попятился назад, пытаясь потереть ушибленную ногу и втаптывая сырное печенье в ковер. Наконец он шлепнулся в свое кресло.
«Все, кто считает, что им известен этот мужчина, должны сообщить в ближайший полицейский участок…»
Джоан, стоя, отряхивала юбку, а Стивен опустился на колени и собирал печенье, тарелку, кружку. Слушая слова диктора, он каждой клеточкой своего существа ощущал ледяной холод. Кружка вновь выпала из его рук.
– Этот замечательный новый ковер погублен, – проговорила Джоан с сожалением.
– Это всего лишь молоко, оно не оставит пятен.
– Молоко, это не самое ужасное. Этот ужасный кислый запах, от него никогда не удастся избавиться. Он там навсегда. – Джоан передернула плечами.
Дикторша перешла к следующему сообщению: стоимость почтовых отправлений вновь будет повышена.
Следующие двадцать минут прошли в попытках привести комнату в порядок. Из-под раковины были извлечены щетка и совок для сбора крошек, сухими тряпочками снимались кусочки масла, а мокрыми затирались места, куда пролилось молоко. Телевизор они выключили, а когда Стивен стал ставить на проигрыватель пластинку «Мануэль и музыка гор», его рука так дрожала, что он дважды не мог поставить иглу в нужное место: один раз провел поперек дорожки, а второй – опустил на антистатическую подстилку.
– Стивен, осторожнее, испортишь!
Когда раздался звонок Резника во входную дверь, они сидели в полной тишине, а между ними чернело пятно на ковре.
– Кто бы это мог быть в такое время?
– Ты думаешь, я знаю?
– Стивен!
– Что?
– Что делать?
– Ничего.
Звонок прозвучал снова, на этот раз дольше. За ним последовали два удара в дверь.
– Мы не можем просто сидеть и ничего не предпринимать.
– А почему бы и нет, не вижу причин. Уже почти одиннадцать, слава Богу. Не существует закона, обязывающего открывать дверь кому бы то ни было в это время суток. А что, если мы уже в кровати?
– Но мы не в кровати. И, кто бы это ни был, он может видеть, что это не так.
Крышка почтового ящика хлопала теперь беспрерывно.
– Стивен…
– Хорошо, я иду. Ты оставайся здесь. – Он закрыл за собой дверь.
Резник и Нейлор уже приготовили свои служебные удостоверения, отчетливо видные при свете лампочки.
– Инспектор-детектив Резник, уголовный розыск. Это констебль-детектив Нейлор. Мистер Шепперд?
Стивен что-то промямлил и мотнул головой.
– Мистер Стивен Шепперд?