Группа особого назначения
Шрифт:
Больной вопрос для Зубкова, почти фатальный, не то что ранение на голове того парня.
Внутренне он напрягся, когда на экране показали фотографию Виктора – нет, он не узнал его, но накатившая слабость показала, что должно случиться нечто непоправимое. Он правильно определил свое состояние, потому что Даша, легонько толкнув его в плечо, отчетливо произнесла:
– Это он.
Сколько времени прошло с того злополучного вечера? Три недели? А на лице трупа нет характерных признаков тления, чисто выбрит, словно принял он смерть накануне съемки. Но как знать, может быть, труп снимали
По идее, уже сейчас следствие должно установить, из какого оружия сделан выстрел, поднять карты контрольных отстрелов. Стало быть, остались даже не дни и часы, когда явятся за сержантом, а минуты.
– Ты уверена? – тихо спросил Зубков, когда наконец картинка на экране телевизора сменилась на живое лицо ведущего.
Даша ответила искренне:
– Я его лицо на всю жизнь запомнила.
– Ну вот и все, – с обреченными интонациями проговорил Зубков. – Теперь нет смысла сидеть и ждать, когда за нами придут.
– Придут за тобой, – поправила его девушка. – За тобой, слышишь?
Он кивнул. Как свидетель Даша могла показать на следствии, что, будучи в нетрезвом состоянии, ее друг необоснованно придрался к неизвестному, угрожая пистолетом, в конце концов трижды выстрелил и забрал деньги. Молчала потому, что сержант милиции Зубков угрожал ей расправой. Без свидетеля в сложившейся ситуации Зубкову было легче, он мог показать, что неизвестный напал на него первым, защищаясь, сержанту пришлось применить огнестрельное оружие. Почему сразу не пришел? Испугался. Потом беседа со следователем без протокола: душевные страдания, деньги, которые жгли его насквозь, но так и не прожгли, – вот они, все до единого доллара. И приплести сюда следующее: сам надеялся выйти на след преступников, узнать, кому принадлежат деньги. Для этого и взял отпуск, тщательно обследовав место преступления, нашел выбоины в стене, вычислил, что пострадавший сам покинул место происшествия и вскоре должен был появиться у Зубкова, так как тот, задерживая подозрительное лицо, представился ему по полной форме: «Сержант милиции Зубков».
Неубедительно, но другого варианта нет. Лучше одному, чем с подельником или нежелательным свидетелем. Даша, как оборотень, могла стать и тем и другим. И третьим: совсем остаться в стороне.
– Иди домой, Даша, – тихо попросил Зубков. – Родителям передай, что…
– Я сама знаю, что мне сказать.
Горько усмехнувшись, девушка последний раз бросила взгляд на черный «дипломат». На парня она даже не взглянула.
Глава девятая
– А ну-ка, дети, выстроились. – Классная руководительница 4-го «В» 36-й новоградской школы – она же завуч – прошла вдоль шеренги детей. В спортзале школы собрались ученики с третьего по пятый классы, одни мальчики. Они не понимали, зачем их привели в спортзал, но были рады, что сорвался первый урок. Девчонкам не повезло, сидят в классе, им дали самостоятельную работу.
Вдоль
– Надень, пожалуйста.
– Это не я, – сказал пацан. Многие догадались, что кто-то из школы совершил какой-то проступок, может быть, даже преступление, и сейчас его ищут. Вслед за женщиной шел молодой человек в ондатровой шапке, в руках у него фотоаппарат.
В шеренге школьников возникло волнение, шепотом пробежала тревожная весть: кто-то изнасиловал эту женщину. Неужели Колька Сидоров?! Хорошо еще, что девчонок здесь нет. Но все равно узнают.
Сидоров отчаянно вспоминал вчерашний вечер.
Женщина снова покачала головой.
– В шапке вроде бы похож, но…
Шеренга вздохнула с облегчением. Но не все. Кое-кто хотел, чтобы именно Сидоров оказался преступником.
Больше ни на кого шапку не примеряли.
И вдруг школьников буквально сразило предложение завуча привести сюда и девочек.
– А что, – высказался парень с фотоаппаратом, – это мысль.
Вот это да! Вот это девочки! Наши девочки! И такая взрослая тетя!
Татьяна отчего-то смутилась, когда, покидая зал, мальчики смотрели на нее несколько странно. Да и девчонки, входя в спортзал, поглядывали на нее с опаской.
– Вот эта очень похожа, – сказала Татьяна, останавливаясь возле старосты 3-го «А» класса.
«Я?!!» – староста вспыхнула. Она не успела опомниться, как на нее надели шапку.
– Ты можешь улыбнуться? – спросила ее женщина.
Девочка отрицательно замотала головой. Вот если только через силу и со слезами на глазах.
– Да, очень похожа, – снова произнесла женщина. – И ростом подходит.
– Козлова! – строго сказала завуч. – Ты пойдешь с этими людьми. Тебя сфотографируют. – И добавила от себя: – Может быть, ты будешь сниматься в кино.
Девчонка обмякла. «Ну попадись мне этот Сидоров! – мстительно сверкнула она глазами. – Наговорил всякой похабщины».
– В «Ералаше»? – робко спросила староста.
Наталья Аксенова с дочерью прохаживались вдоль палаток вещевого рынка. Ольга действительно была рослой девочкой, в десять лет всего на голову ниже матери.
– По-моему, – сказала Аксенова, – у тебя была вот такая куртка.
– Мама! – Ольга жевала резинку, то и дело надувая пузыри. – У этой на рукавах полосок нет.
– Я что-то не помню, чтобы на твоей куртке были полоски.
– Не ты же ее носила. – Сегодня у Ольги был маленький праздник, мать сама пришла в школу и отпросила ее с занятий.
– Будете мерить? – осведомился вконец продрогший продавец. От сильных порывов ветра ткань палаток оглушительно хлопала, алюминиевые каркасы сотрясались и готовы были сорваться с места. Такая погода привычна зимой, но, когда в ноябре морозы за двадцать, да еще с ветром, холод пробирает до костей. Определенную роль тут играло самовнушение; внуши сейчас тому же продавцу, что сейчас январь, он вмиг перестанет трястись от холода.