Группа особого назначения
Шрифт:
– Вы не похожи на следователя.
– А вы на врача, – парировал Аксенов. – Так когда я смогу поговорить с Авдониным?
– Разрешите узнать, как самочувствие мальчика.
– Отвратительное. Вы даже не можете себе представить, до чего ему сейчас плохо. Жаль, не могу рассказать все в деталях.
– Понимаю, интересы следствия принуждают вас к этому.
– Именно так: принуждают.
– Знаете, мне бы не хотелось, чтобы мой пациент узнал о том, что состояние его пассажира, с ваших слов, так ужасно. Во всяком случае, в ближайшие дни. Авдонин получил сотрясение мозга средней тяжести, его состояние внушает мне опасения. Я
– Я его заучу?!
– Дословно. От себя – ни одного лишнего знака препинания. Дальше – посмотрим. Вы упомянули о части вины Авдонина.
Аксенов насильно улыбнулся и промолчал.
– Понимаю – несколько версий.
– Вы такой умный, доктор!
– Спасибо.
– Для начала расскажите мне о болезни Авдонина? – спросил Аксенов. – Как она называется, как давно это с ним?
Марат с готовностью откликнулся.
– Начну по порядку. Болезнь, которой страдает Авдонин, называется обсессивно-компульсивным расстройством. У моего пациента тяжелая форма навязчивых состояний. Начало его болезни лежит в гибели его семьи. Он был за рулем, когда его машина полетела под откос. Естественно, в смерти жены и дочери он винит себя. Усугубилось это травмой головы во время аварии. Теперь ситуация повторилась почти в точности. И снова он стал виновником если не гибели ребенка, то, во всяком случае, способствовал его теперешнему состоянию. Вам так необходимо задать свои вопросы больному?
– А вы как думаете?
– Давайте сделаем вот что… – Марат задумался. – Я сам сообщу ему о самочувствии мальчика. Просто я знаю, как и что нужно говорить. А потом я вас позову. Если можно будет. Пока я еще не знаю, в каком он сейчас состоянии. Договорились?
– Его состояние так быстро меняется, или вы пренебрегаете работой и не заглядываете к больным?
– Быстро меняется, – спокойно ответил врач. – Так мы договорились?
Куда деваться? – пожал плечами Аксенов. И спросил:
– Все-таки я ничего не понял – что это за болезнь? Такое чувство, что она заразная. Это судя по вашему поведению. Он что, этот Авдонин, может наброситься на меня?
– Да нет, – улыбнулся Марат. – Скорее всего наоборот. В той или иной мере этой болезнью страдают большинство – если не все – людей. У Андрея это выражено очень ярко, тяжелая форма. Хотите знать, подвержены ли вы этому заболеванию? – неожиданно спросил врач.
– Я?! – изумился вопросу Аксенов.
– Да, вы. Небольшой эксперимент, я проведу тест и, исходя из ответов, поставлю вам диагноз.
– Давайте попробуем. Если это не займет много времени.
– Совсем немного. На вопросы отвечайте односложно.
– Хорошо.
– Итак, вопрос первый: прежде чем выйти из дома, вы несколько раз проверяете, выключен ли газ, потушен ли свет?
– Да.
– Возвращаетесь домой, чтобы проверить, закрыта ли дверь?
– Ну… иногда.
– Вам порой приходят в голову непристойные или нецензурные слова, от которых вы подолгу не можете отделаться?
– О, да! – откровенно поведал следователь. И хотел добавить: «Особенно сегодня». Но отвечать врачу предписывалось односложно.
– Когда вы смотрите с высоты, вам хочется броситься вниз?
– Никогда.
– Вас возбуждает вид оружия
– Не возбуждает, но мысли о насилии приходят.
– Наверное, хватит. Что ж, поздравляю вас, скоро вы станете моим пациентом.
– И что для этого нужно? – спросил Аксенов. – Разбить собственную голову? Или угробить свою семью?
Марат ухмыльнулся.
– Посидите здесь, я скоро вернусь.
Наверное, следователь предвидел, что врач не позволит ему сегодня пообщаться с Авдониным. Когда Марат вошел в свой кабинет, Аксенов встал и протянул ему руку:
– До свидания, Марат Киримович.
– Всего хорошего, – врач, несколько удивленный, пожал следователю руку. – Извините, Дмитрий Иванович, но Авдонин не сумел ответить ни на один мой вопрос. Вы очень точно выразились: не реагирует на внешние раздражители.
– Я попрошу вас: немедленно дайте мне знать, когда Авдонин хотя бы в течение одной минуты сможет отвечать на вопросы. Поймите, Марат Киримович, это очень важно. Я – старший следователь по особо важным делам, и дорожно-транспортное происшествие касается меня только своим определением. То же самое я с уверенностью могу отнести к вашему пациенту: он или его личность интересует меня меньше всего. Мне важно узнать каждое слово, произнесенное его пассажиром.
– На какие вопросы вы бы хотели получить ответы? Напишите на бумаге.
– Записывать я ничего не буду. Когда Авдонин придет в себя, спросите его, как мальчик оказался в его машине, что говорил, для следствия важно каждое слово их беседы. Так что записывать будете вы, дословно. У вас нет магнитофона, чтобы записать разговор на пленку?
– Нет, я не следователь. А музыку слушаю только дома.
– Я оставлю вам свой диктофон. Иногда на допросах следователи применяют звукозапись. Очень часто – особенно в последнее время, – по просьбе самих допрашиваемых.
Из материалов дела №…
Протокол о невозможности проведения следственных действий.
г. Новоград, …ноября 1998 года.
Старший следователь городской прокуратуры г. Новограда майор юстиции Аксенов Д. И., приняв …11.98 г. к своему производству уголовное дело №…, в кабинете № 16 помещения городской прокуратуры, руководствуясь ч. 2 ст. 404 УПК, составил настоящий протокол о том, что в связи с психическим заболеванием Авдонина Ю. М. по рекомендации врача Ягдташева М. К. производить следственные действия с участием Авдонина Ю. М. нельзя.
Татьяна отправилась к отцу, не имея никаких причин для предстоящего разговора. Ею руководили скорее эмоции, которые необходимо было выплеснуть. И неважно, дома ли его нынешняя жена или нет, она скажет все, что думает об отце, при ней. Одним словом, Татьяна ехала к отцу, чтобы разладить их и так почти невидимые отношения.
Георгий Васильевич никак не ожидал увидеть дочь; когда открыл дверь, глаза отказывались верить. Но это она, повзрослевшая, похожая на мать.