Группа сопровождения
Шрифт:
…Два «эсвэшных» купе штабного вагона попутного архангельского «скорого» были заполнены милиционерами. Уфимцев, зажатый между окном и крепышом по имени Гена, одним глазом смотрел на заснеженные крыши станций и лапы густых ёлок, другим глядел на Седкова, сидевшего напротив и рассказывавшего о службе на Кавказе:
— После того, как в Чечне к власти пришел Дудаев, там, конечно, начался бардак. Справедливости надо отметить, что бардак сейчас в стране везде, но там там — с какими-то «абрецким» отливом! В общем, собираются эти абреки бандами и грабят поезда на перегонах. Прямо как в двадцатых,
«Подвижной состав и граждан, в нем едущих… — мысленно повторил Игорь, — Вот это формулировочка! Как можно на таком языке разговаривать? Впрочем, послужишь с его, тоже научишься со своей женой так объясняться! Мол, «Тамара, в ответ на твои необоснованные обвинения, не закрепленные документально, сообщаю, что факт измены не доказан и не может быть привлечен для рассмотрения на нашем семейном суде…»
Вслух он произнес:
— Анатолий, а как бы мне с вашими туда скататься?
— Это не ко мне, это к генералу! Но, со своей стороны, особых препятствий не вижу.
С этого момента в сером туннеле журналистских будней Уфимцева забрезжил свет надежды.
…-Все! — Седков посмотрел на часы, — через пять минут «пекинский» будет на перроне. На выход!
Милиционеры, сгрудившиеся в тесном помещении линейного отделения станции Данилов, оживились и задвигались.
В это время на перроне напротив первого пути поезд молча ждала толпа людей в полторы сотни человек. Среди них были не только коренные даниловцы, но и жители всех районов, расположенных к северу от Ярославля. За пятнадцать минут остановки они надеялись купить у «челноков» из Китая неуклюже скоренные, грубо сшитые, но — дешевые и броско выглядевшие куртки, брюки, перчатки, спортивные костюмы. Их потом можно было продать с двойной наценкой на бесчисленных «блошиных рынках», раскинувшихся на «пятачках» поселков и районных городков, где один за другими закрывались небольшие предприятия и вместо работы оставалась только надежда.
Надежда на то, что все наладится, надо только пережить, перемочь… Ведь не война же, на самом деле…
Группы людей в синем вышли из боковой двери вокзала и стали цепочкой вытягиваться вдоль заснеженного перрона, отсекая народ от железнодорожных путей. Толпа попятилась и ответила с держанным гулом. Доносились отдельные реплики:
«…Ментов-то нагнали! К поезду, что ли, пускать не будут?…» — «Особые какие-то, в новой форме. Не наши, не даниловские…»
«Коль, ты поближе ко мне будь — не ровен час они дубинки в ход пустят!» — «Чего пустят-то?! Они, что ли, наших детей кормить будут? У нас ателье закрылось. Где я еще работу найду?!»
«Вы давайте, мужики, ежели что…» — «Ежели что — что? Вредные вы, бабы, мужики за вас, значит, брюхо под палку подставляй, а вы у китаёз тем временем барахло хватать будете? У меня дома такая же Манька ждет!» — «Вот вы все такие, мужики… Только под бутылку брюхо свое горазды подставлять!..»
Наиболее смелые пытались втянуть в разговор милиционеров:
— Ребят, чего вас нагнали-то? Торговать-то с поезда
Милиционеры отмалчивались.
Седков посмотрел на часы, пошмыгал носом, вдыхая морозный воздух, повернул голову в сторону северного семафора: тот уже с минуту горел зеленым.
— Сейчас подойдет, — кинул он стоящему рядом Уфимцеву, вытащил руки из карманов и обратился к замершей в ожидании толпе:
— Граждане! Мы уполномочены поддерживать порядок на перроне во время стоянки поезда Пекин-Москва! Все попытки противоправных действий будут нами пресекаться!
Толпа загудела громче:
— Так торговаться-то можно, или как?
Майор отвернулся и вполголоса произнес, обращаясь к Уфимцеву:
— Формально торговля на перроне запрещена. Но куда же, блин, денешься!
…-Так ты скажи, милок, будете нас «демократизаторами» лупить, или нет?! — тормошила бойкая бабка сержанта.
Тот посмотрел искоса на отвернувшегося майора и пробурчал:
— Не будем, тетка… Не будем.
Тетка кинулась в толпу.
«Не будут! Бить не будут!» — загудела толпа через мгновение.
В частоколе проводов, столбов и эстакад в медленно сгущающихся сумерках треугольником вспыхнули три огромных глаза — приближался локомотив.
— Приказываю соблюдать спокойствие! — крикнул Седков в оживившуюся толпу, — Беспорядки будем пресекать!
«… А говорили, бить не будут!» — донеслось до Уфимцева.
Лязг сцепок и буферов, визг тормозных колодок — поезд затормозил. Уфимцев с Седковым оказались словно случайно как раз напротив вагона бригадира. Плотный мужчина в черной фуражке железнодорожника соскочил с подножки и пожал руку майору со словами:
— Нас предупредили. С нами дальше поедете?
— Поедем, — ответил тот, — Как обстановка?
— В вагоне-ресторане с самого Благовещенска двое крутятся. И в девятом была замечена какая-то кутерьма. То ли китайцы что-то между собой не поделили, то ли еще что. К проводнице обращений с жалобами не было. Впрочем, какие-то подозрительные славянские рожи по вагону лазили. Так вы посмотрите, ежели что…
— Ага, — пообещал Седков и повернулся к однокашнику Уфимцева Виталию:
— Всем оттянуться к тамбурам. Внутрь вагонов никого не пускать: пусть торгуют с площадок и через окна. Смотреть, чтобы никого не столкнули под колеса!
Виталик кивнул и побежал передавать приказание.
Тем времнем людское море, залитое безжизненным светом станционных фонарей, хлынуло к вагонам. И понеслось!
Из тамбуров, через головы проводниц и милиционеров, и из щелей приоткрытых вагонных окон полетели слова на интернациональном русско-китайском:
— Куртки есть? Короткие?! Черные на молнии?!
— Ес-тя!
— Покажи!
— Из рука смотри, из рука!
— Пять давай!
— Деньги давай!
— Давай куртку сначала!
— Ис-ся какая хит-сый!
— Щас поезд отойдет, ты куртку покажи!
— Ис-ся какая хит-сый!
— На деньги, гад!
В ответ из окна как птицы полетели, размахивая черными крылами рукавов, кожанные куртки.
— Раз, два-три-четыре… Где пятая гад?! Где пятая?!!!
Возня под окнами. Баба, взгромоздившись на плечи мужа, пытается влезть в окно. Отчаянно голосит: