Группа Тревиля
Шрифт:
И теперь я понял, что находится рядом — очень редкая инверсионная аномалия. Олежек звал её «массаракш», я всех этих слов, взятых напрокат у Стругацких, не любил, а собственного мнемонического правила для запоминания не придумал.
Так бы её и звать — инверсионная аномалия. Мушкет говорил, что она, может, и не такая редкая, но только рассказать о ней часто бывает некому. В центре аномалии физическое пространство меняло полярность, и всякий предмет, помещённый туда, выворачивался наизнанку.
Говорят, что именно с ней был связан легендарный
Именно туда, подняв ногу, собирался ступить мой милый палач. Можно было, конечно, его предупредить, но… Но для этого я был недостаточно свят.
Молодой прыщавый парень, отступив, поставил ногу обратно. Я молча ждал, что будет дальше. Что-то со мной произошло — Зона превратила меня в другого человека. Перетрясла и подарила новые навыки — например, умение спокойно ждать чужой смерти.
Паренёк покрутил головой, видимо, подумал, что рассказывать у костра, что жертва сбежала, ему было бы стыдно.
И всё-таки сдвинулся вперёд.
Он перестал существовать за долю секунды, став похож на кусок мяса с торчащими рёбрами — было в моём детстве такое блюдо, которое делали из сосиски, проткнутой перед варкой сухими ещё макаронинами.
Сразу было понятно, что человек — существо хордовое.
Автомат он, впрочем, в последний момент выронил, и я, стараясь перемещаться осторожнее, чем мышь, ворующая сыр из мышеловки, подобрал его.
Теперь я был бос, но вооружён — точь-в-точь, как народы Африки.
Теперь надо было выручать барахло, и убить человека. Или даже двух.
С насыпи уже закричали:
— Эй, Миха, ты чё? Ты где? Щас доедим всё, чё.
Я перевёл автомат на одиночный огонь, и только над насыпью встал один из моих обидчиков, честно прострелил ему голову.
Сейчас второй, не будь дураком, схватится за оружие, и если он не будет совсем уж дураком, то отползёт в сторону, стараясь поймать меня, когда я вылезу наверх.
Голова моя работала чётко и совершенно цинично, безо всякого сожаления, и, что удивительно, — без страха. «Что это случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» — спросил я сам себя. И чужой голос внутри головы подсказал мне, что нужно двинуться по низу насыпи в обход.
Так я и сделал — и то, что я был босиком, сослужило мне хорошую службу — я двигался бесшумно, хотя пару раз занозил себе ноги.
Я тихо вылез на насыпь метрах в десяти от главного, что лежал и, пыхтя, выцеливал врага внизу.
Голливудские фильмы велели в таких случаях произнести какую-нибудь запоминающуюся фразу, но моя идея заключалась в том, что Голливуд — это такое зеркало нормальной жизни. А в нормальной жизни, то есть в «нормальной жизни внутри Зоны», я сделал ровно то, что полагалось — влепил противнику очередь в спину с десяти метров.
Теперь можно было осмотреться.
Я оглядел
Я бережно подобрал собственные ботинки и медленно оделся.
Теперь нужно было заняться мародёрством.
Я понял, отчего эти бравые ребята настояли на том, чтобы я разделся. По сравнению с их одеждой моя куртка и рубашка были образцом чистоты, несмотря на случившиеся в дороге приключения.
Удивительно было, что в ПДА старшего, среди прочих данных, оказались отчего-то фотографии Атоса, Мушкетина, Базэна и даже Кравца. Всего фотографий было около десяти — и мне стало понятно, что на моих товарищей кто-то объявил охоту.
Но меня эта троица не ждала. Меня в списке не было — им я казался бонусом, подарком.
Я прислушался к себе — злорадства во мне не было, только холодная оценка происходящего. Казалось, что, несмотря на приступы боли в затылке, голова у меня работает как бы в двух режимах — нормальном и цинично-аналитическом.
Итак, я вывернул трупам карманы, нашёл там патроны (это пригодилось), деньги (немного подумав, я взял), ворох амулетов, включая иконки и ладанки (это я оставил, хотя никакого обряда над телами проводить не собирался). Тела я оттащил от насыпи, а оружие прикопал рядом с домиком, в одной из оставшихся там пластиковых коробок.
Как и положено при возвращении, я вышел на открытую площадку перед брустверами спецбатальона ООН.
Там посередине поля торчал столбик с устройством, похожим на домофон.
Следовало назваться, сообщить количество человек, номер пропуска и ждать.
После того, как тебе разрешат, идти, расставив руки в стороны. Уже потом нужно было тащить за собой рюкзак, или же за ним отдельно приходил солдат.
Когда я пришёл к научному городку, то первым, кого я увидел, был Мушкет. Он сильно изменился в лице, когда узнал меня.
Мушкет даже несколько побелел, будто перед ним возникло приведение.
— А мы тебя — того… Похоронили… Ты не представляешь, что тут было! Атос, когда приехал, меня чуть не убил. Да что там! Он всех чуть не убил. Как он орал! Ерш твою двадцать, как он орал. Тебе повезло, что он оторался.
Но тут Мушкет был неправ — всегда внешне спокойный Атос запер меня в своём кабинете и начал на меня кричать. Боже, как он орал! Если это называлось «оторался», то я представляю, что было сказано Олегу. Атос шипел и говорил, что не для того он вытащил меня из-под следствия, чтобы я сгинул в бессмысленном выходе, который (этот выход) удел рядового сталкера. Он рычал на меня как мамаша, было уже начавшая обзванивать морги, как вдруг её чадо явилось на пороге.