Грушенька и сын шейха

Хаустова Зинаида

— Да, как и Анна, — подтверждаю я.

— Я там родился, — улыбается Глеб.

— Правда? — я изумленно хлопаю ресницами. Никогда бы не подумала, что Князев может оказаться моим земляком.

— Все сложно, это место указано в моем свидетельстве о рождении — загадочно комментирует мужчина, — и есть в этом совпадении что-то кармическое.

Он снова смотрит на меня, я шумно сглатываю. Сцена в лесу незримо витает между нами. Прямо сейчас я чувствую, как вязкое тепло окутывает низ живота, а щеки просто пылают.

Я нуждаюсь в твердой почве под ногами, но

она куда-то уплывает.

— Кармическое? — пьяно переспрашиваю я. — Что вы имеете в виду?

— Знаете, Аграфена, — игнорирует мой вопрос мужчина, — у вас на удивление приятный голос. Я никогда не пытался его представить. Тот случай, когда нарисованный образ не портят реальные детали.

В сказанном столько двусмысленности. Мне казалось, что произошедшее в лесу должно стать табуированной темой. Но Князев так не считает. Совершенно свободно намекает на случившееся, как будто это что-то нормальное. Его даже не смущает присутствие Ани в кабинете.

Я оборачиваюсь и смотрю в сторону подруги, которая сидит в кресле у стены. Ее брови взметнулись к линии роста волос. Она явно тоже улавливает непонятный подтекст в происходящем.

Глава 6. Сомнения

Аграфена

Глеб проследил за моим взглядом. Мне кажется, что ранее он совсем забыл о наличии Ани в кабинете, а теперь вспомнил.

Резко выпрямляется в своем кресле и интересуется сухим деловым тоном:

— Где вы учились и работали?

Неожиданно меня очень царапают эти его обезличенные интонации. Бьют наотмашь по натянутым нервам. Да и зачем спрашивать, если на мониторе открыто мое резюме? Хочет выстроить между нами стену из сухих фактов?

После искреннего любопытства ранее, сейчас в его глазах царит арктическая стужа. Уже наигрался со мной?

Мне ужасно обидно, но я беру себя в руки и отвечаю как можно спокойнее.

— Я закончила филфак Московского областного университета с красным дипломом. Работала в трех изданиях литературным редактором. В первом позицию сократили, сейчас на корректуре экономят. Во втором редакция взбунтовалась, когда акционеры решили перевести издание из исторического здания газеты на Пушкинской площади. Большинство сотрудников уволились, я тоже.

— Так вы бунтарка, Аграфена? — Князев снова заинтересовано поворачивается ко мне, будто вскрылся штришок, меняющий составленное мнение.

— Я не бунтарка, но и не штрейкбрехер, — смотрю на сложенные на коленях руки, — хотя бунтовать было весело.

— Не боитесь, что вам у нас будет скучно? Страхование — самая далекая от литературы и журналистики отрасль, — Князев ухмыляется, — да и с бунтами у нас все плохо.

Ну вот, кажется он понял, что я всего лишь самозванка из другого мира. Сейчас наорет и выгонит вон. Глупо было думать, что меня возьмут в такую организацию на руководящую должность. У меня же на лбу написана абсолютная профнепригодность. Не стоило и мечтать.

Надо просто выдохнуть и расслабиться. Все очень логично. Передо мной просто представитель делового мира, где я случайная гостья. Я пытаюсь абстрагироваться

и представить, что передо мной всего лишь один из героев Магритта.

Но что-то не складывается. Рубашка не белая, галстук не красный, нет котелка и строгого пальто. Казалось бы, различия лишь косметические, но образ отказывается натягиваться на этого конкретного представителя офисного мира.

И этот самый мужчина взрывает все картинки Магритта в моей голове. Мне хочется стать к нему ближе. Возникает странное желание сменить кожу, как делают змеи во время линьки. Сбросить старую шкурку журналистского джинсового сообщества и натянуть на себя новый корпоративный дресс-код.

Я понимаю, что шансы мизерные, но собраюсь и все-таки отвечаю на вопрос:

— У вас я также работала бы со словом. Не думаю, что изменения были бы для меня фатальными.

— Вы думаете, что они не будут фатальными? Вы совсем не верите в рок?

— Решения принимает не рок, а люди, — обреченно выдаю я, продолжая рассматривать свои руки. Игнорирую сарказм и прожигающий взгляд мужчины, сидящего передо мной.

— Когда вы сможете приступить к работе?

Я так ошарашена услышанным, что впадаю в оцепенение. Князев почему-то все-таки решил меня взять. Тру о коленки внезапно вспотевшие ладони.

— Я еще не писала заявление об увольнении. Не знаю, отпустят ли меня без отработки. Максимум через две недели, — скороговоркой бубню себе под нос.

Глеб поверачивается к Макаровой, которая внимательно наблюдает за происходящим.

— Аня, зайдите к эйчарам, дай Аграфене договор для изучения, после обеда зайдешь ко мне.

— Спасибо, Глеб, — Анна вскакивает со стула, быстро сокращает расстояние между нами и тянет меня на выход. — Я думала, что это простая формальность, никак не ожидала, что все будет так напряженно. Уже начала волноваться, — речетативом шепчет Макарова, вытаскивая меня из кабинета босса.

Как только дверь за нами закрывается, Анна накидывается на меня:

— Не знаю, что происходило между вами, но ты зря на него так пялилась. Во-первых, он бабник. Во-вторых, он к тебе и близко не подойдет. У него принцип — менеджеров не трогать. Среди операторов текучка все-равно большая, а потеря руководящих работников сказывается на работе компании. Так что, если у тебя появились какие-то неформальные мысли по поводу Князева, советую тотчас же выбросить их из головы.

После такой отповеди я уже не могу признаться Макаровой, что встречала директора ранее. Да и как о таком рассказать можно? Стыдно в подобном признаваться даже близкому человеку.

После посещения отдела кадров запихиваю в сумку драфт трудового договора, и мы с Аней спускаемся в столовую.

— У нас хорошие и недорогие бизнес-ланчи. Особенно мне нравится, что всегда в наличии есть какие-нибудь супы-пюре, — проводит мне Аня рекламный тур по будущей среде обитания.

— Я вообще-то не голодна, — пытаюсь я отбиться от лишних трат.

— Не дрейфь, Ракитина, я пригласила — я угощаю. Вот, смотри, сегодня в бизнес-ланче сырный суп. Отлично же! Будешь бизнес-ланч?