Грушенька и сын шейха
Шрифт:
На работе не могу себя заставить поговорить с мышкой про вечер. Трусливо пишу ей имейл.
Вечером возвращаюсь поздно и сразу понимаю, что Ракитиной нет дома.
На барной стойке нахожу футляр с кулоном и сережками. Зажимаю его в руке и набираю Грушу. Через час тщетных попыток дозвониться появляется опасение, что мой номер внесен в черный список.
Лезу в ноут и убеждаюсь в своих подозрениях. В соцсетях Груша вышвырнула меня из друзей и внесла в черный список. Говорю себе, что утро вечера мудренее и закидываюсь
Глава 85. Пропала
Утром в офисе первым делом иду в закуток отдела скриптов. Ракитиной еще нет. Прохожу к себе и отправляю имейл Груше с просьбой зайти ко мне, как только придет.
Брови ползут вверх, когда вижу оповещение о том, что письмо не может быть доставлено. Адрес не существует, потому что такого сотрудника нет. Вскакиваю с места и несусь в кабинет Макаровой.
— Аня, что за хрень? Где Груша? — рычу я.
— Она уволилась. Я отпустила ее без отработки, — стерва смотрит на меня с вызовом.
— А почему я не в курсе? — еле сдерживаюсь, чтобы не разнести все, до чего дотянется рука.
— Ты и не должен быть в курсе, — холодно парирует Макарова.
Молча разворачиваюсь и покидаю офис. Через полчаса терзаю звонок съемной квартиры Груши. Никто не открывает, и я требовательно стучу. Прикладываю ухо к двери и пытаюсь уловить какие-нибудь звуки через старое полотно двери. Ничего не слышу. Тихо.
Не могу находиться на одном месте. Мечусь как раненый зверь. Снова еду в офис и заваливаюсь к Макаровой.
— Аня, где она? Я нашел ей работу. Ты должна мне помочь.
— Какую работу? — Макарова поднимает заинтересованный взгляд.
— Копирайтером. На ту же зарплату, — опираюсь на стол обеими ладонями и сверлю лоб своего заместителя.
Макарова тянет руку к телефону и набирает Ракитину.
— Абонент недоступен. Наверное, телефон сел, — растерянно выдает Анна. — Я вечером к ним заеду.
— Я тебя отвезу, — оповещаю тоном, не терпящим возражений.
Возвращаюсь к себе и выхожу из своих социальных сетей. Завожу новые профили.
День тянется бесконечно. Гложет тоска и беспокойство. Периодически вскакиваю и меряю шагами кабинет. За час до конца не выдерживаю и врываюсь к Макаровой:
— Анна, поехали!
— Еще рабочий день не закончился.
— Мне пофиг. Собирайся!
Стараюсь не гнать машину. Постоянно напоминаю себе, что везу беременную женщину. Немногочисленные пробки выводят из себя.
— Глеб, если ты ее любишь, как ты мог во все это вляпаться?
— Ань, не лечи меня. Без тебя тошно, — рывком ослабляю галстук. — Тебе просто поморализаторствовать хочется, а у меня жизнь рушится.
— И кто в этом виноват? — не унимается Макарова.
Задумываюсь. Трудно сказать, кто виноват. Может быть Иванова, которая спала с чужим мужем. А может его жена, которая сдала мужа влиятельному родителю.
Виновата
А может быть виноват тот, кто водит митинги по московским улицам, манипулируя общественным мнением, и провоцирует показательные процессы по борьбе с коррупцией?
— Поверишь, если скажу, что иллюминаты? — усмехаюсь я.
— Ой, все! — отмахивается Макарова, но больше не пристает с нравоучениями.
Паркуюсь второй раз за день возле знакомого дома. Анна выскакивает из машины и исчезает в недрах подъезда. Ждать невыносимо. Через несколько бесконечных минут срываюсь за ней.
— Глеб, ее нет. Груша съехала, — растерянно информирует Аня, открывая мне дверь квартиры.
— Как съехала? — протискиваюсь мимо девушки, и прохожу по коридору до комнаты Ракитиной. — Вот же ее вещи, — указываю на сумки в углу комнаты.
— Она оставила записку, — Анна протягивает мне листок.
Жадно хватаю бумагу и ласкаю глазами знакомый почерк.
«Вика, я сдала свою комнату коллеге с работы. Ее зовут Маша. Она хорошая. Тебе понравится. Мне нужно побыть одной. Груша».
— Она должна вернуться за вещами, — говорю осипшим от волнения голосом, — оставь записку, что ты нашла ей работу. И мне нужен телефон Маши. Я не могу ждать до завтра.
— У меня нет ее телефона, — разводит руками Макарова, — можно и ей оставить записку. Не квартира, а почтовое отделение, — бубнит под нос Анна, вырывая листок из своего ежедневника.
Растираю лицо ладонями.
— Ладно, давай я отвезу тебя домой. Прости, что занял твое время, — устало выдыхаю я.
— Не надо делать вид, что ты один тут волнуешься, Глеб, — взрывается Макарова, — вообще-то это ты накосячил. Где вообще ее теперь искать в таком состоянии?
— Прости. Ты во всем права, Аня. Просто допиши эти чертовы записки, и я отвезу тебя домой. Нам нужна Маша. Будем ждать, пока позвонит.
Сижу за барной стойкой и пью виски. Бутылка уже почти закончилась, а Маша так и не звонит. Лихорадочное стремление к движению сменилось апатией. Чувствую тотальное одиночество.
В голове крутится на репите, что Груша меня бросила. Обещала ждать всю жизнь и сбежала при первом испытании. Возможно, с моим ребенком.
Моя семья бросила меня.
Пенелопа, блядь!
Та тоже, кажется, в конце концов вышла замуж за убийцу Одиссея.
Все бабы стервы и предательницы. Правильно Одиссей свалил от Пенелопы на войну и развлекался с нимфами.
Пошатываясь встаю и выбрасываю бутылку в ведро. Беру телефон со стойки и прокручиваю список контактов.
— Дядь Никит, привет! Это Глеб. Прости, что поздно. Я согласен на Сирию.