Грустное кино

Сазерн Терри

– H-да, – произнес Борис, несколько сконфуженный столь неожиданным развитием событием на съемочной площадке, – там у тебя, гм, чертовский контроль.

Не меняя выражения лица, которое словно бы застыло на пике маниакальной истерии, Энджи спросила:

– А знаешь, как у нас в Техасе такую пизду кличут?

Девушка использовала чистейший юго-западный акцент, и на мгновение Борису показалось, что она шутит. Он улыбнулся.

– Нет, – сказал он затем. – А как там у вас ее кличут?

– Каймановая черепаха.

Борис кивнул в знак того, что

понял.

– Считается, что это самая лучшая разновидность, – вполне чистосердечно добавила Энджи.

– Охотно верю.

Дважды им приходилось на время угомониться, когда Никки и Фредди Первый подходили о чем-то спросить.

– Почему бы нам не подняться ко мне в гримерку? – предложила она после второго вмешательства.

– Гм. – Борис быстро прикинул в уме непредвиденные проблемы, точно бегун – количество низких барьеров на очень короткой дистанции: (1) до перерыва на ланч еще оставался час съемочного времени, (2) пока что у него не было ни малейшего намека на эрекцию. Расходовать съемочное время Борис при любых обстоятельствах терпеть не мог. Но мысль о том, что он это сделает, да еще и не потрахается – более того, не потрахается с риском оттолкнуть от себя свою главную актрису, – ввела его в очень серьезные сомнения.

– А ты кое в чем разбираешься, – внезапно сказала Энджи, пытаясь придать озорной вид, но вместо этого принимая вид предельно чудной, когда она поднимала брови и бросала театрально-эксцентричный взор на его ширинку. – Ручась, твой дружок прям щас крепок-тверд, как черти кака деревянна нога! – И ее теперь уже влажное и скользкое влагалище так нешуточно ухватилось за его средний палец, что тот мигом выскочил оттуда, словно при посткоитальном приступе кашля.

– Вот те на! – воскликнула Энджи, чья улыбка теперь представляла собой карикатуру на рекламу зубной пасты. – Скверно, скверно!

Только тут Борис сообразил, что она на стимуляторах – и даже не просто на стимуляторах, а на какой-то любопытной комбинации, которая объясняла столь полное ее обращение к языку своего детства – не просто к акценту, а к самому существу этого языка… «как черти кака деревянна нога». «Ну и ну, – подумал Борис. – Если такое требуется, чтобы она играла… то это круто».

– Давай сперва еще одну сцену снимем, – сказал он. – Мы же не хотим потерять то, что ты запустила в работу, – это слишком драгоценно.

– А ты актер…я хотела сказать – режиссер, –отозвалась Энджи, лучась бешеной улыбкой.

6

– Ну и ну, – сказал он Тони за ланчем. – Энджи сегодня по-настоящему горяча. Две прекрасные сцены. Роскошно.

Тони посмотрел туда, где она сидела за столиком вместе с Никки и Хелен Вробель, которые затеяли оживленный разговор, тогда как Анджела наблюдала за ними, словно завороженная. Ее пристальный взгляд переключался с одного на другую, когда они поочередно говорили, как будто она следила за некой странной материальной тварью, летающей между

ними.

– Она на чем-то торчит, черт побери, – сказал Тони отчасти удивленно, отчасти раздосадованно, словно ревновал. Затем он вернулся к своему стейку и отхватил от него приличный кусок. – Интересно, на чем?

– Понятия не имею, – отозвался Борис, – но знаешь, приятель, так она очень клевая. – Он негромко рассмеялся, качая головой. – Никогда не думал, что доживу до такого дня.

– Ну, Б., ты всегда лучшее из людей вытаскиваешь. Я тебе сто раз это говорил.

– Послушай, Тон, попробуй выяснить, на чем она торчит. А когда узнаешь, держи ее на этом и дальше. Это какой-то стимулятор.

Тони снова на нее посмотрел, задумчиво пережевывая.

– Блин, приятель, тут не просто стимулятор – она под крутой балдой.

Борис осушил стакан с вином, прикоснулся салфеткой к губам и встал из-за стола.

– Ручаюсь, что ты прав, Тон, – сказал он, подмигивая и улыбаясь сценаристу, прежде чем направиться к съемочной площадке, а затем крикнул ему через плечо, манерно и абсурдно: – Я без бэ прасил тя вызнать пра торч, ты слышь?

Раз Анджела так классно работала, под балдой или нет, Борис решил в тот же день снять так называемый эпизод «Круглые сутки». В этой сцене с ней занимались любовью четверо мужчин одновременно – один естественным образом ее трахал, а трое других по-разному ласкали.

С великой нежностью и терпением Борис объяснил актрисе, насколько в этом эпизоде или, по крайней мере, в одной его части – а именно при съемке среднего плана, которая должна была показать всю группу, – потребуется, чтобы у некоторых мужчин была эрекция. Он также поспешил заверить ее, что это не будет касаться того, который расположится у нее между ног, а также что никто из них возбужденным членом до нее не дотронется.

– Просто не обращай на них внимания, – сказал Борис. – Просто не смотри – тогда это не будет тебя раздражать. Хорошо?

Анджела кивнула и закрыла глаза.

– Я люблю тебя, – со скрытой настойчивостью отозвалась она.

Помимо уже зарекомендовавшего себя Фераля, в число четырех сенегальцев, которым предстояло стать партнерами Энджи, входил поистине гигантский мужчина по имени Хаджи, двухметрового роста, весом прилично за центнер и с телосложением мистера Вселенная.

Действие, как теперь было задумано, требовало, чтобы Фераль располагался у Анджелы между ног, когда сцена откроется, а Хаджи, так сказать, под рукой – или, если точнее, у левой груди, готовый заступить на смену между ног.

– В общем, врубаешься, – объяснял Тони, – камера держит Хаджи до того, как он ее ебет, пока он только дожидается своей очереди. Так мы получим вкус того, что там для нее заготовлено, что уже на подходе… этот немыслимый жеребец с монструозным, животным, пульсирующимчерным хуем! Полный накопившейся фантастическойчерной страсти к прекрасной блондинке, а также доброго галлона черной спермы!