Грузовой лифт
Шрифт:
Как и все счастливые люди, он испытывал потребность говорить о себе. Коньяк подталкивал к откровенности. Он даже не замечал, что я слушаю его более чем невнимательно.
— Вы женаты?
— Нет.
— А вы должны об этом подумать.. Вы скажете, что я лезу не в свои дела, но мы, мужчины, можем позволить дать совет друг другу, а? С женщинами не всегда так легко, как хотелось бы, но они уравновешивают нашу жизнь, вы понимаете меня? Равновесие и дети.
Я не мог произнести ни звука. Округлившимися глазами я уставился на новогоднюю
— Куда вы смотрите, мсье… гм… Эрбэн?
Я вышел из забытья. Вокруг меня все плыло. Медленно, но не очень. Я пробовал найти происходящему какое-нибудь объяснение.
Когда вечером Драве вернулся к себе домой, то, должно быть, ходил туда-сюда по комнате, прежде чем решиться на худшее. Я представлял, как он мечется и вдруг останавливается перед нарядной елкой, поставленной для маленькой девочки, которую он ненавидел. Полным злобы движением, он срывает елочные игрушки и швыряет их в камин или за диван. После того как его жена отнесла куда-то тело, она стала наводить порядок в салоне, нашла игрушки, и среди них мою клетку, и снова повесила их на елку.
— Нарядная елка всегда очень красива, не правда ли?
— Да, — произнес я, — очень красива. Вернулась улыбающаяся мадам Драве.
— Ну вот, ребенок очень быстро уснул. Еще немного коньяка, господа?
— Всего лишь каплю, — пошутил Ферри, — раз уж сегодня Рождество!
— Я испортила вам мессу?
— О! Как я только что сказал мсье Эрбэну…
Неудивительно ли, что она узнала мою фамилию таким образом?
При этих словах она бросила на меня менее зловещий взгляд.
— … Как я только что сказал мсье Эрбэну, я не силен в религии.
Но дело в том, что у меня на днях родился мальчик.
— Примите мои поздравления.
Самым странным было то, что хозяйка, казалось, действительно заинтересовалась этим.
— Восемь ливров. Без ста грамм… Большой господин, а, что скажете?
— И как зовут этого молодого человека?
— Жан-Филипп.
— Мне очень нравится это имя.
— Вам надо бы выпить немного после того, что с вами случилось, — посоветовал Ферри.
— Обязательно, — присоединился я, — шерри, например…
Уверенным жестом я налил ей ликер.
Она выпила его одним духом.
— Вы не хотите обратиться к врачу?
— В этом нет необходимости. Мне просто стало дурно. Было так душно…
— Это правда.
Вдруг она вскрикнула, отчего мы с Ферри вздрогнули.
— Боже мой! — вздохнула мадам Драве.
— Что случилось?
— Я забыла в церкви свою сумку!
Ферри слишком уважал правила хорошего тона, чтобы не разделить огорчение женщины.
— Там было много денег? — быстро спросил он.
— Около тридцати тысяч франков и документы.
— Ого-го, еще бы, я вас понимаю. Мы
Он уже встал и, на ходу допивая коньяк, стал застегивать кожаное пальто.
Я тоже поднялся. Вообще-то я не очень понимал, что мадам Драве хотела этим добиться. Ведь я прекрасно помнил, что у нее не было никакой сумки, когда она выходила из дома.
8. ЧЕТВЕРТЫЙ ВИЗИТ
— Вы не закрываете ворота на ключ?
— А зачем?
Он не стал настаивать. Мы подошли к машине, я открыл мадам Драве дверцу. Ферри уже сел за руль. В моем распоряжении было несколько секунд.
— Что вы сделали с телом? — выдохнул я.
— Оставьте меня! Вы хотите, чтобы я погибла? Возвращайтесь к себе, а завтра я к вам приду. Водитель удивленно спросил:
— Что-нибудь не так?
Вместо ответа она села рядом с ним и сделала вид, что не расслышала вопроса. Машина тронулась. Часы показывали немногим больше часа ночи. Я дошел до предела казалось, я тоже сейчас упаду в обморок, и по-настоящему Когда мы проехали метров триста, я попросил водителя остановиться.
— Будьте любезны, остановите. Я здесь живу. Мне кажется, нет смысла в том, чтобы я сопровождал вас дальше, не так ли?
Он с готовностью затормозил.
— В общем, да, я думаю, не стоит.
Он не был недоволен тем, что остается один с женщиной.
Наоборот, оживился. Он провел несколько месяцев, лелея свою беременную жену, и теперь ему нужна была передышка.
— Мои наилучшие пожелания, мадам.
Она протянула мне руку через спинку сиденья.
— Спасибо, что вы были так внимательны…Ферри энергично сжал мои пальцы.
— Рад был познакомиться.
Когда я выходил из машины, у меня сжалось сердце.
Я стоял на краю тротуара, пока два красных огонька не исчезли из виду.
Внезапная тоска залила весь квартал, как оцепенение, наступающее после буйного пиршества. На черных фасадах зданий одно за другим гасли окна. Я чувствовал себя таким одиноким, как никогда еще до сих пор. Более одиноким, чем перед трупом Анны, чем в камере предварительного заключения, чем в своей камере. Я ничего не понимал в поведении мадам Драве — зачем она убрала тело мужа? Зачем этот обморок? Зачем выдумка с забытой в церкви сумкой?
Мысль о двух маленьких красных звездочках на ее рукаве продолжала преследовать меня. В какой-то момент я даже сказал себе, что это она убила своего мужа с помощью какого-нибудь соучастника… Это было экстравагантно, безумно, но я готов был предположить что угодно, и всему поверить.
В нескольких метрах возвышался фасад моего дома.
Овеществленные угрызения совести. Мое детство, моя мать, которая ждала меня за этой большой обшарпанной стеной. Я сам все испортил, все убил — свои воспоминания и тех, о ком они были.