Грязь
Шрифт:
Терминатор. Киборг.
«Но это ведь все немецкая техника. Вот это, — говорю я, указывая на амортизаторы, которые у нее вместо икр, — это от „Порше“, я их ставил на свою машину. Это вещь. А как так вышло?»
«Когда мне было десять, мне нравилось прыгать из машины в машину на ходу. Однажды как раз в этот момент одна машина свернула направо, а другая налево,
«Неет. Ерунда… Перейдем к делу», — сказал я.
Я залезаю на нее. Пьера заключает меня в металлические объятья. Я начинаю.
Она восхитительная девственница.
В процессе я слышу шум, производимый металлическими сочленениями, шелест сервомоторов, жужжание подшипников.
Мы занимаемся этим во всех позициях.
Сзади. Спереди. Стоя. Сидя. Лежа.
Через час я смертельно устаю.
Мы лежим рядом и смотрим «Доменика Ин».
«Тебе понравилось?» — удовлетворенно спрашиваю я.
«Очень, правда… В какой-то момент я почувствовала что-то необычное…»
«Это нормально. В этом и удовольствие».
Я вытаскиваю из кармана рубашки сигареты.
«Хочешь?»
«Конечно. Но я никогда не курила».
Я объясняю ей, как выдыхать дым и как выпускать его через нос. У нее получается сразу.
Мне нравится смотреть, как она держит сигарету своими стальными когтями.
«Извини, но я хочу знать. Расскажи. Почему ты так хотела ребенка?»
«Я постоянно одна. Отец и сестра приходят редко. Смотрю телевизор. Я решила, что хочу ребенка, маленькое создание, которое я смогу воспитывать и любить. Знаешь, как это…»
«Послушай, Пьера, у меня есть к тебе одно предложение, поехали со мной. Мы могли бы быть счастливы… Ты мне очень нравишься, я тебя удовлетворяю?»
«Вполне».
Мы целуемся.
«Тогда пошли…» — говорю я.
«Согласна».
Пьера встает, прямо как кукла. Я надеваю на нее свою рубашку. Сам заворачиваюсь в простыню.
Она идет прямо, потом поднимается по лестнице.
«Давай! Выбей эту дверь, Пьера…»
Пьера
В гостиной отец и дочь сидят за столом.
Едят макароны с соусом.
«Извините меня, синьор… Я без ума от вашей дочери Пьеры. Я хочу жениться на ней…»
Этот ублюдок поднимается из-за стола и бросается на меня, пытаясь удушить, при этом говорит:
«Да что ты себе позволяешь… Ты с ней едва знаком. Я тебя убью!»
Я не могу ни говорить, ни дышать, ничего не могу. К счастью, Пьера протягивает свою механическую руку и отрывает его от меня. Отшвыривает его на диван.
«Извини, папа. Но мы с Марио любим друг друга».
Сестра даже не двинулась. Ест себе как ни в чем не бывало.
Мы выходим, держась за руки. Но как только оказываемся снаружи, Пьера начинает пищать.
«Это отец! Он меня поставил на сигнализацию!» — плачет она.
«Не беспокойся! Это от „Кобры“. Это просто!» — говорю я ей.
Беру пульт и отключаю ее.
«Пошли. Мир ждет нас», — говорю я наконец, сжимая ее стальную ладонь.
~~~
Мне хотелось бы выразить кое-кому благодарность. И я это делаю.
Прежде всего Луизе, моей сестре и все остальным, кто живет рядом со мной.
Потом тем, кто с потом и кровью разбирал мои каракули: Луизе Браначчо, Карло Гульельми, всему «Интерфильму»: Лаурентине Гуидотти, Франческо Мартинотти и Фульвио Оттавиано. А также Андреа Канне, Стефано Копе, Эзе Де Симоне, Анатоле Фукассу, Альберто Пиччинини, Раймонде Гаэтани, моим отцу и матери.
Я хотел бы выразить бесконечную благодарность всем, кто своими словами успокаивал мою беспокойную натуру, помешав мне впасть в глубочайшую депрессию и дойти до самоубийства или наполеоновской мании величия.