Грязная Земля
Шрифт:
— Вы садитесь, Валентин Артурович. В ногах правды нет. Как ваша Катя?
Кулаки офицера сжались и напряглись.
— Помогли ей мои травки?
Кулаки офицера разжались, плечи опустились. Он шумно выдохнул, выдвинул стул из-под стола и сел. Посмотрел пристально в глаза старушке и сразу отвёл взгляд:
— Помогли,… — он сделал паузу и нехотя, через силу, добавил. — Спасибо.
Теперь челюсть отвалилась у изумлённого Рафика.
— Но я у вас ничего не просил, — подчеркнул офицер. — Это всё моя жена.
— Конечно-конечно, — мило улыбнулась
Она объехала тело Первого и подкатила к столу, став напротив офицера. Рафик подошёл и встал рядом с ней.
— И мы за всё заплатили, — добавил офицер, напряжённо раздумывая.
— Почти всё. Осталось кое-что, — мило улыбнулась старушка.
Офицер вскинул взгляд, его глаза сузились.
— Часть оплаты это встречная услуга, — напомнила Миртрума. — И иммунитет от подобных… Происшествий.
Офицер опустил взгляд. Скривился, снова посмотрел на Миртруму:
— Вас мы не тронем. Я своё слово держу. Однако… — он заколебался. — Этот мелкий на мэра наехал. Его я отпустить не могу. Сам виноват, головой думать надо.
Миртрума остро посмотрела на Рафика. Рафик опустил голову. Отчаяние нахлынуло на него с новой силой.
Избушка лесника
Лесник Иван Ковалин подошёл к своему дому. Его избушка стояла в лесу — на краю зоны, которую он обходил и проверял. Это был небольшой, старый домик, покрытый потемневшими досками. Окна были небольшие и грязные. Стекло было закрыто решёткой и мелкой сеткой. Около домика была небольшая покосившаяся банька. Во дворике был колодец. А вот кабинки туалета не было.
— Привет, Полкан! — крикнул Иван. — Свои!
Раздался радостный лай, и у калитки забора запрыгал пёс. Это была крупная собака-дворняга, помесь овчарки и добермана.
Иван толкнул калитку и вошёл. Остановился, присел погладить и почесать пса. Тот бросился лизаться. Иван улыбнулся.
— Ну всё, иди дальше службу неси, — сказал он, поднимаясь. — Сейчас я нам поесть соображу.
Иван открыл дверь в домик и вошёл внутрь. Нашарил на стене эбонитовый рубильник, повернул. В потолке загорелась голая лампочка. Она осветила убогую обстановку. В дальнем углу — топчан со старым одеялом. Около него мятый старый оружейный сейф. Старый холодильник «Юрюзань». Стол, два стула — всё деревянное, старое. Плитка электрическая на столе. На стене — советский пластмассовый телефон. В углу печка-буржуйка. Сейчас топчан стоял от неё подальше.
Лесник повесил ружьё на стену.
Иван достал из холодильника яйца, тушёнку и начал делать яичницу с мясом.
Пока руки работали, мозг переваривал события дня. Иван раздумывал, всё ли он сделал верно в ситуации с сыном мэра.
Он не стал влазить в чужие расклады и вмешиваться в чужую драку. Армия научила его принципу «не просят — не лезь!». И если уж он нарушал этот принцип — то тогда, когда был полностью уверен в последствиях.
Поэтому защищать отличников от мажоров он не стал, но был готов в любую секунду вмешаться, если ситуация станет опасной для детей.
Однако дети на помощь не звали,
Однако, дети, похоже, не умели вовремя остановиться. Они повышали ставки, пока на кону не встала их свобода, а то и жизнь. Но виноваты, конечно, не они — а сын мэра.
Иван оскалился. Его кулак сжался так, что кожа натянулась. Мажоров он после армии ненавидел всей душой. Нет, среди них были нормальные ребята — но были и вот такие. Для которых все вокруг — это пешки, мясо, рабы.
Машинально он кинул взгляд на небольшую фотографию на стене. На ней в обнимку стояла улыбающаяся пара — молодой Иван в полевой военной форме и красивая девушка в полевой форме военного медика.
Взгляд Ивана наполнился тоской. По его щеке скатилась слеза.
Ядовитые тайны
— То есть, судьба парня только от мэра зависит, так? — спросила Миртрума.
— Всё верно, — офицер ответил с некоторым облегчением.
Понял, судя по всему, что уговаривать и упрашивать его не будут, и сложный выбор делать не придётся. И нашим, и вашим получится в итоге. Только вот Миртрума решила кое-что уточнить для него:
— Только ты учти, Валентин Артурович, что я уже дама немолодая, а вот он — ученик мой. Однажды моё время закончится. А когда это случится — одному Богу известно. Может через пять лет, а может и завтра. И тогда он травы вместо меня варить будет.
Она сделала паузу, а офицер перевёл взгляд на Рафика. В его лице появилось удивление, расстройство и осознание неизбежности. А Миртрума добавила после паузы:
— Или не будет. И никто тогда не будет.
Офицер обхватил голову руками, потёр ладонями лицо, потом повернулся к Миртруме. В глазах его было отчаяние:
— Ну не могу я его просто так отпустить! Если я ни с чем вернусь — других пошлют. Это дело мэр замутил, он проверять будет. Если сбежит — в розыск федеральный объявят. Давайте я похлопочу, чтобы он по минималке получил, а? Может, даже получится условным сроком отделаться! Будет сидеть дома, настойки ваши варить!
Офицер переводил взгляд, между Миртрумой и Рафиком. На его лице было лёгкое смущение, дискомфорт и надежда.
— Мэр, значит, — вздохнула Миртрума. — Мэр…
Она вытащила из кармашка на кресле смартфон, потыкала пиктограммы на экране и поднесла его к уху. Чуть подождала:
— Здравствуй, Кристиночка, — ласково сказала Миртрума. — Это Миртрума.
— Ой, Миртрума, добрый день, — чуть растягивая гласные, ответила Кристина. — А мне пока ничего не нужно, всё есть.
Миртрума чуть улыбнулась. Вот что значит барская привычка получать множество предложений и даже не думать о чужих нуждах. А ведь всего полгода назад девочка была намного менее избалована. Впрочем, она и девочкой уже быть перестала. В том плане, что вышла замуж.
— Как твоё здоровье? — начала издалека Миртрума.