Грязная жизнь

Колычев Владимир Григорьевич

С каждым днем они все меньше боялись ментов. Думалось, что их уже не в состоянии найти. Слишком далеко зашли и к тому же ни разу ни перед кем не светились. Деревеньки они обходили стороной. А был великий соблазн взломать какой-нибудь сельмаг и затариться водкой и харчами. Но они преодолевали этот соблазн. А жрать хотелось до ужаса. Друг на друга голодными глазами смотрели, как будто съесть кого-то хотят. Может быть, так оно и случилось бы. Но на исходе девятого дня пути Смык случайно натолкнулся на медведя и продырявил его из автомата.

Сожрали его, даже не поморщились. Между прочим, очень даже неплохое мясо.

Но на следующий день они все снова были голодные как черти. А кормиться по-прежнему нечем. И вот в конце второй недели пути они вышли на бревенчатую избу в лесной глуши. Из трубы валил дым. Значит, в доме кто-то есть. И еду готовит.

Смык первым перепрыгнул через жердину ограды. За ним к дому подтянулись и остальные.

– Кто тут есть? – спросил он, входя в избу.

И тут же увидел бабу. Она стояла в углу с карабином в руках и смотрела на него испуганным взглядом.

– Только попробуй подойди! – крикнула она, кивком головы показывая за дверь.

Убирайся, мол. Но Смык и не думал уходить. В доме было тепло, вкусно пахло картохой и мясом. И баба очень даже ничего из себя. Убивать ее не хотелось.

А убить ее – раз плюнуть. У Смыка в руках автомат, направлен на нее. Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке. Только пошевели им, и все – бабе капут. Но и ему тоже может достаться. Она успеет сделать ответный выстрел. И вдруг он не пройдет мимо цели?

– Брось «дуру», в натуре! – прохрипел он. – И на стол накрой, живо!

– Кто вы такие?

– Люди мы, чего не ясно? И жрать хотим.

– Сколько вас?

– Девять ртов.

– Ладно, покормлю вас, и отваливайте, – баба убрала карабин.

Закинул автомат за плечо и Смык.

Через час они сидели за грубо сколоченным столом, ели картоху с мясом, щипали квашеную капусту и запивали все это мутным первачом. Дуня – так звали бабу – возилась у печки. Слишком мало харчей выложила она на стол, надо еще добавить. Вот и старается, готовит.

Смык захмелел, кровь разогрелась, в паху потяжелело. Он встал со своего места, подошел к Дуне сзади и хвать ее за тугую задницу. Она развернулась и подняла руку, чтобы закатить ему пощечину. Да только он не дал ей сделать это. Перехватил руку, резко опустил ее вниз и приложил кистью к своим яйцам.

– Ты вот здесь погладь, – осклабился он.

Из-за стола послышался густой смех.

– Кочергой бы тебя по этому месту! – налилась краской Дуня и отвернула голову.

– А ты чего это от меня морду воротишь? Я же тебя всего лишь поиметь хочу.

– У меня свой мужик, чтобы меня иметь.

– А где твой мужик?

– По своим делам ушел.

– Когда будет?

– А это не твое дело!

Смык взбесился и обхватил руками ее горло.

– Когда будет, спрашиваю?

– Скоро, – захрипела она.

– Повезло ему, – отпуская

Дуню, сказал он. – Мужик твой, в натуре, устал. Идет щас и думает, что харить тебя еще надо. А тут ему такая поблажка. Я вместо него в тебя шершавого вставлю.

Толпа за столом снова засмеялась. И под этот хохот Смык завалил ее на широкую лавку и втерся ей между ног. Она пробовала сопротивляться. Но он успокоил ее кулаком в ухо.

Давно он не был с бабой. Поэтому кончил раньше времени. И со вздохом оторвался от нее. Ничего, чуть позже снова приложится.

– А теперь я! – поднялся со своего места Стос.

И даже ширинку начал расстегивать.

– А вот этого, мля, не хотел? – Смык подскочил к нему и сунул кулак под нос.

– Э-э, ну ты чо, в натуре? Баба не под тебя одного, а на толпу отходит.

– Кто это сказал? – в бешенстве заорал на него Смык.

– Я!!! – сорвался с места Квинт.

– И я! – подхватил Мыло.

Хомяк и мужики сидели молча. Но в их глазах застыли злость и похоть. Бабу хотели все.

Но Смык не мог уступить Дуню. Сам хотел ее драть. А потом, уступишь толпе – втопчешь в грязь свой авторитет.

– Да, ну иди, трахай ее! – Он отодвинулся в сторону, уступая место Стосу.

Тот сделал шаг вперед, а Смык выхватил у него из-за пояса «макаров». Клацнул затвор, и ствол уперся ему в ухо. Стос замер на месте.

– Ну что ж ты затормозил? – хищно сузил глаза Смык. – Иди топчи курицу.

– Лады, Смык, пусть кобыла будет твоей, – выдавил из себя Стос.

Уж больно не хотелось ему умирать, уроду.

– Кто еще вякнет против моего слова, в размен пойдет! – заорал на всех Смык, потрясая пистолетом.

Теперь молчали все. Смык сунул пистолет за пояс. Но он явно поторопился.

– А если я вякну? – послышалось вдруг из-за спины.

Он резко обернулся и увидел мужика с трехдневной щетиной на осунувшемся лице. В зеленом ватнике, в резиновых сапогах, в шапке-ушанке, его можно было принять за лесника. Но стальной блеск в жестоких глазах, хищный оскал наводили на иное сравнение. По меньшей мере, этот мужик казался главарем лесных разбойников из прошлых веков. И если бы у него за поясом торчал однозарядный пистолет с раструбом, Смык бы, наверное, даже и не удивился. Но у мужика был другой пистолет, тяжелая «беретта». И пистолет направлен на Смыка.

– Кто такой? – стараясь не выдать своего испуга, бодро спросил Смык.

– Ты это, пасть закрой! – скривился мужик. – Ты ко мне на хату влез, а не я к тебе. И спрос с тебя. Кто ты, назовись!

По ходу, мужик этот бывший зэк. И, похоже, из авторитетных.

– Я Смык.

– А это что за шушера? – указал тот на толпу за столом.

– Это пацаны мои. Мы от хозяина продернули.

– В бегах, что ли?

– Да, в натуре.

– А какого хрена здесь делаете?

– Да подхарчиться надо было.