Грязная жизнь

Аврора Белль

Это объятье кричит «Ты в безопасности» и клянётся «Никто больше не тронет тебя».

— Я не могла уснуть, — говорю я неубедительно. Через короткое мгновение повторяю:

— Я не могу заснуть. — Но прикусываю язык, когда моё сердце подсказывает мне добавить «без тебя».

Высокий, сильный Юлий. Прекрасный Юлий с шоколадным цветом кожи, с холодными голубыми глазами и тёплыми, манящими губами, держит меня в своих объятиях в полной тишине, нежно покачивая из стороны в сторону, утешая меня, давая мне одним простым жестом больше, чем

кто-либо когда-либо предлагал мне раньше. И с каждой следующей минутой в руках этого мужчины я теряю себя, падая всё глубже и глубже в страсть и похоть с этим невозмутимым, отстранённым человеком, который так сильно заботится, но отказывается показать это миру, только тем, кого он считает достойным.

И забота, которую он мне даёт, заставляет чувствовать себя значимой в этом мире, где меня учили мириться с тем, что есть.

Как стать достойным человеком, если вы всегда были никем?

Всё, что у меня было в жизни — это моя красота, и она принесла мне только страдание и боль. Я бы отдала всё в жизни, чтобы быть на равных со всеми, независимо от того, какими методами этого добьюсь. Я не боюсь тяжело работать или замарать руки, чтобы получить то, чего хочу.

Я хочу быть достойной Юлия, и пока он будет со мной, я буду работать над тем, чтобы стать его идеальным партнёром. Эти отношения не будут односторонними. Я отдам ему столько, сколько же получу от него. Клянусь.

Юлий отстраняется, кладёт руки мне на плечи и смотрит на меня сверху вниз, его глаза изучают моё лицо.

— Послушай, я…

Именно тогда я слышу чьи-то шаги позади него. Мои плечи сразу же напрягаются. Я не знала, что у нас есть слушатели.

— Мне жаль. Я не знала, что у тебя компания.

В замешательстве опустив подбородок, пытаюсь вырваться из хватки его рук, Юлий отпускает меня, но, когда я поднимаю взгляд на него, выражение его лица говорит мне, что он делает это без особого желания.

— Я оставлю вас.

Но когда поворачиваюсь, чтобы уйти, я замечаю человека, стоящего в дверном проёме, чьё лицо освещает лунный свет. И я остаюсь.

Замираю от шока, бесстыдно смотря на мужчину с открытым ртом. Тяжело сглатываю и шепчу:

— Синьор Фалько?

Пожилой мужчина приветливо улыбается, морщинки на лице делают его ещё более очаровательным.

— Алехандра, — мягко и ласково произносит он. — Это плохой город для такого красивого личика.

Шок начинает отступать, и на его месте возникает радость, бурлящая во мне. У меня вырвался испуганный смех. Он протягивает руки, и я с широко раскрытыми глазами и трепетом подхожу к нему, кладу свои ладони в его, переводя взгляд то на его руки, то на его лицо и бормочу в изумлении:

— Это вы.

— Нет никого другого, похожего на меня, — подтрунивает он.

Я перевожу взгляд с синьора Фалько на Юлия и спрашиваю:

— Но как? — Вот дерьмо. Я в замешательстве. — Я не понимаю.

Юлий хмуро смотрит на другого мужчину.

— Ты не говорил, что знаешь её.

Синьор

Фалько бросает на него взгляд.

— Ты задавал неправильные вопросы.

Затем он поворачивается ко мне и вздыхает.

— Моя дорогая, тебе удалось вляпаться в дерьмо, не так ли?

От этого грубого заявления я отрываю от него руки и быстро отхожу назад, моя рука тянется вверх, чтобы прикрыть горло. Моё сердце начинает биться быстрее, и я внезапно задыхаюсь. Несмотря на то, как сильно вздыхаю, этого недостаточно.

— О боже, — хрипло шепчу я.

Мой голос срывается, когда я произношу:

— Что вы, должно быть, думаете обо мне…

Я пытаюсь отойти подальше, как внезапно за моей спиной появляется стена, крепко удерживающая меня за плечи. Затем его губы касаются моего уха, и он бормочет:

— Дыши. Просто дыши, детка.

Синьор Фалько стоит прямо передо мной с суровым лицом.

— А теперь послушай меня, юная леди. Я всегда считал тебя доброй, уравновешенной девушкой, которой пришлось смириться со слишком многим в своей юной жизни. Я не думаю плохо о тебе ни сейчас, ни когда-либо до этого. Моя дочь много говорила о тебе на прошлой неделе, без конца защищая тебя, и после того, как я выслушал мою Манду, я должен сказать тебе, Алехандра, я чувствую себя глупо, так как не замечал всего этого раньше.

Выражение его лица становится опустошённым.

— Я знаю. — Он говорит это так, что моё тело охватывает дрожь.

Во рту внезапно пересохло, и я нервно облизываю мои пересохшие губы.

— Ч-что вы знаете?

— Всё это. — Отец моей лучшей подруги, моего врача, моей самой большой поддержки, доктора Манды Росси, выпрямляется. Его лицо становится суровым, но его голос мягок:

— Манда рассказала мне всё.

Он делает паузу, прежде чем повторить со смыслом:

— Всё.

Мы долго не сводим друг с друга глаз, пока я не ощущаю, как Юлий молча сжимает мои плечи.

— Это воссоединение, конечно, волшебно, но мне нужно знать, откуда вы оба знаете друг друга?

Я тяжело сглатываю и пытаюсь сказать:

— Манда… — Но у меня отвисла челюсть, а губы просто не слушаются.

Синьор Фалько поднимает глаза на Юлия и объясняет от моего имени:

— Моя дочь Манда — близкий друг Алехандры. Ещё она её врач.

Юлий кажется ошеломлённым.

— У тебя есть дети. Другие дети.

— Да. — Синьор оборачивается в мрачной тишине. — У меня также есть сын, Джузеппе. Мы зовём его Зеп. Хочешь верь, хочешь нет, но они с Антонио родились с разницей всего в несколько дней.

Что это значит, другие дети? Кто такой Антонио?

Я обретаю дар речи, но спрашиваю тихо:

— Антонио?

Синьор Фалько улыбается мне, берёт меня за руку и ведет к обеденному столу.

— Однажды, очень давно, я был влюблен в двух очень разных женщин из двух разных миров.

Он протягивает мне стул, и я сажусь на него. Он не продолжает, пока не садится сам.