Грязный бизнес

Бруно Энтони

– Нет, Том, не знаю. Вам придется мне сказать.

– Ты знаешь, что мне нужно. Ковер. – Он произнес это без колебания. Или он сильно поглупел, или был абсолютно уверен, что обеспечил все тылы. Но поскольку в глупости заподозрить его было никак нельзя, Тоцци занервничал.

– У меня нет ковра, – ответил он.

– Тогда достань его.

– А что, если я не смогу?

– Сможешь.

– Почему вы так уверены?

– Ты герой. Ты сделаешь все ради правого дела.

Ради правого дела? Что, черт возьми, он

имеет в виду?

– Я же говорю, Том, у меня его нет.

Огастин вздохнул.

– Ну ладно. Давай только предположим, что он у тебя. Гипотетически. Идет?

– Можете предполагать все, что вам угодно, но у меня его нет.

– Ну, допустим, он есть. Кто мешает тебе продолжить игру ради спортивного интереса? Это ведь никому не причинит вреда.

– Вы хотите сказать, такого вреда, как тот тесак, который жирный козел воткнул в меня вчера? Это вы имеете в виду? – Тоцци слишком быстро поднялся с подушки – его швы заныли.

– Не знаю, о каком жирном козле ты говоришь.

– Ну конечно же не знаете.

– Сарказм не к лицу героям, Майк.

– Тогда просто иди в задницу. Как насчет этого?

– Твоя прямота просто восхитительна.

Ирония, с которой говорил Огастин, прямо-таки сочилась из трубки.

– Но давай не будем отклоняться от предмета разговора. Мы предположили, что ковер все-таки у тебя. Ну так, чтобы повеселить тебя.

– Мне действительно очень смешно.

– Тогда, если ковер у тебя и ты принял мое предложение, я бы хотел, чтобы ты доставил его в нужное место в условленное время.

– Правда? И куда же?

– В один ресторанчик на Манхэттене. «Прекрасный остров» на Гранд-стрит в Малой Италии. Знаешь, где это?

Тоцци не спешил с ответом. Это был ресторан Саламандры, в том самом доме, где тот жил. Тоцци мысленно представил себе карту Сицилии на вывеске при входе – большой палец итальянского сапога, пинающего ее, как футбольный мяч.

– Эй, Майк! Ты куда пропал? Я не усыпил тебя разговорами?

– Нет, я слушаю.

– А я подумал, уж не задремал ли ты.

– Я же сказал, что слушаю.

– Прекрасно, очень рад. По-видимому, ты не очень часто и не очень охотно это делаешь.

– Я вешаю трубку, Огастин, весь этот треп мне уже надоел.

– Нет, подожди. Ты не можешь этого сделать. Ведь ты герой, не забывай. Если же ты не выслушаешь меня, то потеряешь возможность проявить свой героизм.

– Мне надоели эти игры.

– Разве тебе не интересно узнать, когда ты должен доставить туда ковер? Разумеется, если предположить, что он у тебя.

Тоцци вздохнул.

– И когда же?

– Сегодня, в восемь утра. Если опоздаешь – сделка не состоится.

– Что еще за сделка?

– Сделка не состоится также, если ты принесешь с собой любого рода оружие. И пускай твой приятель Гиббонс еще немного поспит. Похоже, это ему необходимо.

О какой сделке он

говорит?

– И не стоит кричать по этому поводу. Я говорю о сделке, которая будет способствовать утверждению твоего еще более героического и, я бы добавил, идиотского образа.

– Похоже, тебе самому надо выспаться, Огастин. Ты уже плохо соображаешь.

– В самом деле?

– Зачем мне отдавать ковер, даже если бы он у меня и был? Что ты можешь предложить мне взамен? Разумеется, нечто равноценное. Думаю, взамен ковра ты захочешь прекратить дело против меня?

– Нет, нет, нет. В этом нет ничего героического. Это был бы всего лишь вопрос самосохранения. Деяние довольно эгоистическое. Думай, герой. Думай о бескорыстном поступке. Ну хотя бы сквозь призму любви.

– Ты о чем?

– Собираешься скромничать? Мак-Клири видел, как ты захаживаешь к мисс Хэллоран. Поздно вечером приходишь, рано утром уходишь. Будешь отрицать?

– Это называется блефовать с пустыми руками. Если тебе нечего предложить взамен, оставь меня.

– Почему же? У меня есть кое-что. Можешь не сомневаться.

– И что же?

– Позвони своему адвокату и спроси ее.

Огастин повесил трубку, и Тоцци тут же представил себе ехидную улыбочку, с которой он произнес последние слова. Ублюдок.

В трубке послышались гудки, и Тоцци уронил трубку на грудь. Что имел в виду этот пирожок? О чем должна знать Лесли? Что она может знать? Нужно быть идиотом, чтобы втянуть в это дело и ее. Или он надеется, что может заставить ее молчать? А если Огастин уже говорил с ней, то почему Лесли ничего не сказала? Почему не позвонила? Может быть, Огастин разговаривал с ней перед тем, как позвонить сюда?

Тоцци подтянулся на локте, взял телефон и стал лихорадочно набирать ее номер. Затем осознал, что забыл набрать код района, и начал все сначала. После второго гудка она сняла трубку.

– Слушаю? – услышал Тоцци заспанный голос.

– Лесли, это я, Тоцци.

– Что ты хочешь? – спросила она, зевая. Очевидно, Огастин не звонил ей, иначе бы ее голос звучал по-другому. – Ты знаешь, который час? – В голосе ее послышалось неудовольствие. Хорошо, если он не разбудил Патрицию.

О Боже!

– Лесли, послушай. Сейчас же встань с постели.

– Что?

– Иди и проверь Патрицию.

– Что?

– Я сказал, встань и сходи в комнату своей дочери. Проверь, все ли в порядке.

– Но зачем? Что случилось? Майкл, скажи мне.

– Просто иди и сделай то, что я сказал. Быстрее.

Она уронила трубку на покрывало – стеганое, белое с черным. Тоцци хорошо представлял, как выглядит спальня, знал расположение всей квартиры. Сейчас она бежит по паркетному полу в комнату Патриции, на другом конце коридора, открывает дверь, заглядывает внутрь... Там темно, как у него сейчас. Его сердце снова забилось.