Гуд, но не очень. Сборник рассказов
Шрифт:
– Вы, я слышал, по-русски говорите. – удивил он девушку, и пояснил: – Мы с вами на одном самолёте из Москвы прилетели. К сожалению, я не могу пересесть. Я не один.
Склокин показал глазами на тётю Валю.
После взлёта, бдительность чуть отпустила тётю Валю, но после фразы одной из девушек: «Вы не подумайте: мы не такие», вернулась в свою наивысшую точку.
Откровенно говоря, если бы девушки оказались «такими», настроения Василия Геннадьевичу это бы не ухудшило, чего не скажешь про тётю Валю.
– Мы все консерваторию закончили. Я по классу арфы, девчонки
– В отеле на арфе?!
– Да, у них там не отели…Дворцы! Сами увидите.
Арфистка сообщила важную новость: оказывается, в полёте можно заказывать спиртные напитки. Сама она алкоголь не употребляла, но помогла Василию Геннадьевичу объясниться со стюардессой. А потом, он уже сам освоил фразу «Дабл виски, плиз», благодаря чему перестал чувствовать себя лазутчиком, на вражеской территории.
Доха встретила доброжелательно, а к чёрным маскам на лицах арабских женщин, за время полёта, Василий Геннадьевич привык, поэтому сотрудниц аэропорта воспринимал спокойно. Он даже вспомнил несколько дам в Москве, которым не помешало бы носить нечто подобное.
Радость встречи с Борей и его женой Мариной, притомлённая долгим перелётом и катарской жарой, не стала меньше, но приобрела другое послевкусие. А фотография отца Бори, в его квартире, ещё совсем молодого, в военной форме с погонами старшего лейтенанта, с лихо закрученной папиросой, добавила в котёл закипающих эмоций щепотку философии. Покойный муж тёти Вали всю жизнь прослужил в органах, которые у нас боязливо называли «компетентными». В то время, когда была сделана эта фотография, представить, что она когда-нибудь окажется здесь, не смог бы ни один философ, включая самых безумных.
Местные отели, и в правду, больше были похожи на дворцы, чем на гостиницы. Когда заехали в один из них выпить кофе, Василия Геннадьевича особенно впечатлила люстра. Склокин подумал, что она стоит чуть больше, чем его подъезд «хрущёвки» возле метро Перово, со всеми квартирами на пяти этажах.
Походы на пляж напоминали посиделки в перегретой сауне, с последующим купанием в тёплой ванне. Чтобы не сгореть, выбирались на море или рано утром, или ближе к вечеру. Темнело там быстро, причём Солнце, прежде чем скрыться за горизонтом до утра, на десяток минут зависало напротив огромной Луны, словно передавая ей вахту.
В один из вечеров, уже в сумерках, глядя на проходивших молодых парней, Боря заметил:
– Из всех стран, в которых я был, Катар единственное место, где в темноте, встретив незнакомых людей, не напрягаешься. Тут никакого криминала не может быть.
То ли подтверждая правоту этих слов, то ли наоборот, опровергая, рядом с Борей по песку прокатился мяч. Следом прибежала его хозяйка – арабская девочка, лет четырёх. Боря встал, зашёл в воду, и подал мячик девочке.
Через несколько минут к Боре подошёл бородатый араб и заговорил с ним по-английски.
Тётя Валя и Василий Геннадьевич, доселе не бывавшие в местах, где можно в потёмках беззаботно улыбаться незнакомым мужикам, сосредоточенно переглянулись.
– Это
«Всех нас» это: самого Борю с женой Мариной, коллегу по работе Пашу с женой Олей и их двумя детьми, приятеля Сухаиба, говорившего по-русски без акцента, с женой Галей и их тремя детьми, тётю Валю и Василия Геннадьевича.
Появились ковры и серебристые кофейники с зелёным арабским кофе. Мужчины арабского семейства расположились на одном из ковров, а закутанные в чёрное, женщины стояли поодаль, растворяясь в наступающих сумерках.
Глава арабского клана сначала коротко рассказал о себе: учился в Лондоне, теперь президент строительной компании, а потом представил своих сыновей и братьев. Церемония носила характер лёгкой беседы, обмена шутливыми фразами.
Борис подхватил эту непринуждённую манеру общения, и представил свою компанию. Его жена Марина, коллега Паша с Олей, приятель Сухаиб с Галей, и даже дети, находили какие-то доброжелательные английские слова, чтобы не дать огоньку беседы затухнуть.
Заключительная часть представления пришлась на тётю Валю и Василия Геннадьевича.
Бородатый араб и Боря, как главы делегаций, прохаживались между коврами с роднёй.
И когда, они приблизились к тёте Вале и Василию Геннадьевичу, Боря предупредил своего визави, что его родственники из далёкой Московии по-английски «донт спик». Причём наглухо.
Бородач явно не ожидал такого подвоха. Он даже чуть нахмурился, поскольку за оставшиеся полтора шага до ковра, на котором восседали тётя Валя и Василий Геннадьевич, ему нужно было соорудить фразу, дающую хотя бы призрачную надежду на получение ответа. Иначе, элегантный, почти невесомый шар приятельской беседы, падал на песок пудовой чугунной гирей. Интернациональное сюсюканье для младенцев, в данном случае не годилось, ввиду почтенного возраста дорогих гостей.
В свою очередь, тандем Бориной родни, и так не особо улыбчивый, тревожась за престиж родной державы, и вовсе насупился.
Судорожное просеивание крупиц иностранного языка, осевших в их головах, как накипь на донышке чайника, не обнадёживало. У тёти Вали словечки вообще были с французским прононсом, а у Василия Геннадьевича, за каким– то лешим, всплыл только вопрос школьной «англичанки»: « Ху из он дьюти тодэй?». Кто сегодня дежурный?
– Доха гуд? – с некоторой опаской спросил катарец.
– Доха вери гуд! – заверил Василий Геннадьевич.
Ассамблея одобрительно заулыбалась, а тётя Валя посмотрела на племяша с восхищением, причитающимся человеку, осилившему иностранный язык.
На следующее утро, Боря предложил:
– Нам с Мариной по делам отъехать надо. Поэтому мы вас в клуб завезём. Там и пляж, и бассейн, и от солнца есть, где укрыться. А через пару часов, Марина за вами заедет.
В клубе, тётя Валя и Василий Геннадьевич расположились в тени навеса, сплетённого из тростника. Дислокация определялась видимостью настенного циферблата, позволяющего отслеживать срок двухчасовой командировки.