Гуд, но не очень. Сборник рассказов
Шрифт:
Ну, и понятное дело, к концу первого тайма, на правой бровке «Молота» свистело уже два паровоза.
Поэтому, когда перед самым перерывом Жора Малмыгин, на негнущихся ногах, доковылял до своих ворот, он уже плохо соображал и мяча, который от его головы в собственные ворота залетел, не видел.
Да, и то сказать, «универсализм игроков»… этот …голландский! Вы сами-то пойдете, зубы дёргать к врачу, который свои собственные проел, работая гинекологом?! Ну, вот и Жора о том же самом бубнил, шагая с поля на перерыв: форвард это форвард, а у защитника свои навыки и умения. Вечно эти голландцы
Малмыгин обернулся, будто надеясь услышать слова одобрения своим размышлениям. Но в узком коридоре перед раздевалкой за ним шёл Киса, который после недавнего «взаимодействия с вратарём» вдумчиво ощупывал свой череп, и не был расположен к обсуждению вредных привычек жителей Нидерландов.
В раздевалке клубилась ядовитая тишина. Наконец, Торшер произнёс:
– Судя по вашей игре, квартальная премия вам не нужна. Жора, я правильно понимаю? Ты, кстати, передай своей жене, что в очереди на стиральную машину ты теперь замыкающий. Пусть она тебе расскажет о функциях форварда на поле, а то я уже устал тебе одно и тоже повторять. – потом тренер резюмировал:
– Решайте сами, что вам нужно, что не нужно. Время ещё есть. Целый тайм.
После игры, прихрамывая на левую ногу, Жора Малмалыгин брёл домой. Мысли его соответствовали хмурому октябрьскому вечеру:
– Сейчас дома начнётся. Ну, и где обещанная премия? А стиральная машина, где?
«Где, где» – в Караганде! – огрызнулся своим мыслям Жора и остановился.
Он вспомнил, что его Нинка была из Караганды. Жена присказку эту не любила, могла принять за переход на личности и проявить акт агрессии.
– Не, – подумал Жора, – про Караганду лучше не надо.
Он ещё раз осмотрел свой распухший левый голеностоп, и успокоительно произнёс:
– Хорошо без перелома обошлось. А это ерунда, ушиб, пройдёт!
И захромал дальше.
…После того матча, уже сорок футбольных сезонов пропылило по полю города С.
Великий Круифф, лидер легендарной голландской сборной, недавно ушёл из жизни. Усилиями переводчиков, он превратился из «Круиффа» в «Кройфа». Имя, по доброте душевной, скрупулезные толмачи рихтовать не стали, и оставили прежним: Йохан.
А на футбольных пейзажах самого города С. мало, что поменялось. Правда, новую трибуну с тёплым сортиром и огороженным навесом, для важных персон, поставили,
но трава на футбольном поле, так и не появилась. И легендарная лужа, совсем не похожая на Белое море, к октябрю входит в свои берега.
Педагогическое амбре.
1.
Героический ореол профессии разведчика летуч, как запах модного парфюма. По мере приближения к сути занятия, туман таинственности рассеивается, открывая взору океан цинизма, на волнах которого покачивается лодка «рыцаря плаща и кинжала» . Засада под любовным ложем кандидата на вербовку, может зародить в шпионской душе сомнения относительно высокого предназначения службы.
А стезя путешественника? Когда в блуждании среди бархан, вдруг выясняется, что кусачие, как собаки, блохи, ранее
А ведь, есть области человеческой деятельности изначально лишённые волнительной загадочности. Вот, ассенизатор может посетовать на отсутствие романтического флёра у своего бизнеса.
В старину, этих специалистов язвительно именовали золотарями. Впрочем, Николай Федосеевич Лекарев называл свою профессию «дерьмовщиком», из чего становится видно, что Николай Федосеевич, по складу характера, был склонен в любой проблеме отыскивать серёдыш , не отвлекаясь на блестящую мишуру словесных деликатностей.
Да, и вообще, как специалист, привыкший часто работать в экстремальной ситуации, Лекарев словами не транжирил. И если сегодня, директор офисного центра, впервые столкнувшийся с прорывом канализации и закрывающий нос рукавом модного пиджака, попытался сократить расходы своего предприятия:
– Вы что офонарели? Откуда такая цена?!
Николай Федосеевич молча, свернул шланги своего «говновоза» и уехал,
справедливо полагая, что тяжкий дух супа харчо и фетучини с ветчиной и грибами, уже побывавших в желудках офисных тружеников, не убиенный аргумент против скупердяйства.
И действительно, когда через пару часов он вернулся в офисный центр, дядя в дорогом пиджаке, а теперь ещё и с красными глазами, стал сговорчивее. И когда Николай Федосеевич сообщил, что цена услуги возросла в полтора раза, он торопливо закивал в знак согласия. А его красные глаза выражали надежду, что процесс отсасывания котлет по-киевски и ризотто с курицей, перешедших в иное состояние, больше не будет откладываться.
2.
По случаю окончания рабочего дня Николай Федосеевич был чуть навеселе, когда пришёл домой. Нельзя сказать, чтобы он «этим делом» злоупотреблял, хотя тут зависит, с чем сравнивать. Если с премьер– министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, который по слухам, в течение дня выпивал бутылку армянского коньяка, то Лекарев весьма умеренно употреблял спиртные напитки. А если с коллегами по бизнесу, то Николая Федосеевича можно было записать в трезвенники.
Дозировка приёма горячительных напитков мужем не являлась откровением для Элеоноры Сергеевны, и соответственно не могла служить причиной насупленных бровей, и Николай Федосеевич поинтересовался у жены:
– Ты чего такая?
– Какая «такая»?!
Лекарев, как мог, передал выражение лица супруги. Гротеск пародии усиливали не прополотые кусты бровей самого Николая Федосеевича, и Элеонора раздражённо бросила на стол полотенце:
– Тебе всё смешки! А твой сын совершенно не желает учиться!
Николай Федосеевич сомневался, что его сын когда-нибудь возглавит национальную Академию наук, но и не мечтал, чтобы Слава продолжил дело отца, поэтому сказал:
– Я поговорю с ним.
Жена смягчила формулировки:
– Вообще, у него только по физике… не очень. Ну, и по математике… Мальчик, видимо, гуманитарий.
– Это поправимо.
– Учителя говорят, что он очень способный! Светлая голова…
– Умная голова, да дураку досталась.
– У мальчика переходный возраст.