«Гудлайф», или Идеальное похищение

Скрибнер Кит

Тео совершил страшную ошибку, но она никогда не сможет убедить его в этом, и попытка это сделать, особенно сейчас, приведет к тому, что будет сломана жизнь еще нескольких людей. Она должна идти до конца. Через два часа они получат деньги, а потом, всю оставшуюся жизнь, ей придется как-то бороться с собственной совестью. Тео прав. Явка с повинной разрушит все, что им так важно в жизни. Отказ от их плана будет означать, что страдания мистера Брауна и его смерть оказались напрасными. Она заставит себя пройти через все это, а потом будет молиться, сколько бы времени на это ни потребовалось, чтобы

ей дано было решить, что делать дальше. Когда Тиффани и Брук встанут на ноги и будут материально обеспечены, когда родители Тео покинут этот мир, она явится с повинной. Или можно выбрать самоубийство.

— Припоминаешь? — спросил ее Тео.

Это было заколдованное место, песчаная равнина, поросшая кустарником и низкорослыми соснами. Они заблудились здесь на велосипедах пять лет назад, после одиннадцатого дня рождения Тиффани. Оставили детей с Дот и Малкольмом на берегу и почти на всю вторую половину дня уехали по заброшенной проселочной дороге на взятых напрокат велосипедах. Они катили все дальше, пока деревья не стиснули дорогу настолько, что она превратилась в тропу. На залитой солнцем поляне Тео с Коллин любили друг друга на мягкой постели из сосновых игл. «Пред очами Господа Бога и всех на свете!» — смеялась она потом, застегивая бюстгальтер.

— Вон туда, — показала она. Тео остановил машину: фары высветили развилку на дороге.

Чем глубже они въезжали в лес, тем темнее становилось вокруг. Он быстро повел фургон налево. Ветки стучали по стеклу, по бортам, листья лезли в открытые окна, шлепали по лицам. Запах сосновых игл, запах весны смешивался с запахом смерти мистера Брауна.

Тео протиснул фургон между двумя пышнолистыми кустами и развернулся.

— У нас есть всего полчаса — максимум, — произнес он и открыл дверь со своей стороны. Слабенькая лампочка на потолке бросала на его лицо тусклый, какой-то размытый свет.

Коллин держала фонарь, а Тео руками разгребал сухие ветки, листья и сосновые иглы, добираясь до дерна.

— Мы положим это все на крышку, как следует разровняем, — сказал он больше себе, чем жене. Отмерил шагами яму и пометил острием лопаты углы. Потом выкопал четкий прямоугольный контур. Как это Тео всегда точно знает, что и как надо делать?

Он принялся яростно работать лопатой, врезаясь в землю на всю длину штыка, резко выкидывая грунт наверх. Грунт мертвым грузом глухо ударялся о землю. Могила будет глубокая и хорошо выровненная. Они опустят в нее ящик. Коллин скажет несколько слов в память мистера Брауна. Могила останется анонимной, и все это, конечно, настоящее безобразие, но, насколько позволяют условия, она постарается сделать все как можно лучше. Когда она явится с повинной, его эксгумируют и он наконец обретет истинный покой.

Тео отбросил лопату и упал на колени. Он пальцами, словно откопанный клад, высвободил из земли и вытащил наверх большущий булыжник, размером с шар для боулинга. Снова принялся копать, но уже гораздо медленнее, обрубая корни, снимая совсем тонкие пласты грунта. Поначалу почва была песчаной, но теперь она стала плотной и вязкой, как глина.

Он остановился — перевести дух.

— Не думаю, что смогу вырыть яму на всю высоту ящика.

— Давай попробуем в другом месте. Может,

там будет полегче.

— Господи, Коллин! — Он поднес руку с часами к свету, потом наступил на лопату обеими ногами и попрыгал, как на детской ходуле.

Коллин приподняла фонарь, будто свет мог сделать землю мягче. Они ни за что не положат мистера Брауна в яму без ящика, не засыплют его тело грязной землей. Это немыслимо.

— Все! — сказал Тео, воткнув лопату в кучу земли. Яма была едва двух футов глубиной.

Во рту у Коллин появился какой-то горький привкус.

— Тео, прошу тебя, вырой поглубже! Еще чуть-чуть.

Он отряхнул землю с рук, потом со штанин. Яма была мелкой и продолговатой, по форме подходящей под мешок для трупов. Он схватил жену за руки у плеч, крепко сжал и приподнял.

— Через два часа у нас с тобой будет восемнадцать с половиной миллионов долларов. Когда пыль уляжется, у нас будет богатейший выбор. Одна возможность — подкинуть информацию, и за ним приедут и откопают. Другая — оставить его в этом замечательно красивом месте. На природе. Вроде как развеять прах в горах. Без ящика его плоть быстрее станет частью природы, сольется с землей. Без ящика не останется никаких улик. — Тео отпустил ее руки. Грудная клетка Коллин расправилась, встала на место. — Всегда лучше оставить душу человека в покое.

Коллин не верила, что эксгумация может встревожить дух умершего. Тео тоже не верил. И теперь она не поверила, что его это хоть сколько-то беспокоит. Она с усилием раскрыла рот и округлила губы, не вполне уверенная, хочет ли произнести «Ох!», или «О’кей», или же «Но?..». Но ни звука не раздалось из ее рта, только чуть хрустнули челюсти. А Тео повернулся к ней спиной, открыл задние дверцы фургона, наклонился внутрь и наполовину вытянул ящик наружу. И словно жуки, всползающие вверх по ее коже, зловоние смерти всползло к ее носу, заполнило горло: это было зловоние ее собственного греха.

Она опустила фонарь на землю. Подвела пальцы под дно ящика. Приподняла его и шагнула назад, и оба они сначала подвигали ящик из стороны в сторону. Ящик оказался поразительно, ужасающе легким. Они поставили его сбоку, у края ямы.

— Теперь я сам, — сказал ей Тео.

Коллин подняла фонарь за проволочную ручку и, качнув, передала его Тео. Она очень осторожно дышала, делая частые неглубокие вдохи. Не хотела смотреть, но, когда Тео откинул крышку и свет фонаря заполнил ящик, она увидела картину, ставшую такой знакомой в последние дни: серый костюм и черные башмаки, розовый с белым плед и подушка в пятнах, серебристые витки клейкой ленты.

Она отошла к фургону и присела на корточки у заднего колеса, зажав голову меж колен, закрыв ладонями глаза. У нее было такое чувство, будто кто-то методично наносит ей удары по ребрам, по животу, по груди. Она пыталась представить себе, как Тео хватает мистера Брауна за витки клейкой ленты, будто за ручки, и швыряет его в эту яму. Зазвенели ключи — это Тео снимал наручники. Потом Тео крякнул, и тело мистера Брауна глухо ударилось о землю. Лезвие лопаты вгрызлось в кучу грунта, звякнув о булыжник. Вот первые комья с лопаты шлепнулись о грудь мистера Брауна, и Коллин услышала тоненькое «бип-бип» его часов.