Гугеноты
Шрифт:
Лесдигьер вышел вместе с Конде, которому нынче было не до будуаров и опочивален придворных дам; ему пора было делать перевязку. Они простились прямо у дверей королевских покоев и направились каждый в свою сторону. И, проходя по коридору, Лесдигьер заметил, как придворные расступаются перед ним и слегка склоняют головы.
Выйдя из Лувра, Лесдигьер неторопливо направился на улицу Обри ле Бушер. Ремонтные работы, проводимые в особняке де Савуази, наконец закончились, и баронесса, оставив улицу О'Пресьер, где она временно снимала дом, жила теперь
Глава 6
Путешествие четырех Генрихов
Конец января. Утро. В окна Луврского дворца, выходящие на улицу Астрюс, уже давно настойчиво стучится рассвет.
В глубине комнаты, на кровати под зеленым балдахином с отдернутым пологом, лежат двое: мужчина и женщина. Женщина спит, мужчина глядит в окно на шпиль церкви Сен-Жермен Л'Оссеруа, из-за которого вот-вот выглянет вялое, холодное солнце.
В комнате тепло: топят внизу, жар идет по трубам из меди, идущим по одной из стен.
Женщина заворочалась во сне, повернулась на другой бок, к мужчине лицом. Он услышал ее глубокий вздох, потом неровное дыхание и понял, что она уже не спит.
— С добрым утром, моя королева, — сказал он, поворачиваясь на спину.
— А, так вы уже не спите, Карл? — ответила женщина. — И давно вы высвободились из объятий Морфея? [64]
— Я не сплю уже с полчаса.
— Отчего же? Ведь мы легли так поздно: было что-то около трех часов ночи. Вас тревожат какие-то мрачные мысли?
64
Морфей — крылатый бог сновидений (греч.).
— Меня ничто не тревожит, Ваше Величество, но я хотел бы спросить: помните ли вы, какой сегодня день?
— Я это прекрасно помню, господин кардинал, как и вашу недавнюю просьбу о поездке. Но вы, быть может, передумали?
— Я? С какой стати? Я полагаю, народ должен видеть хотя бы одного представителя дома Гизов, пусть даже он облечен духовной властью.
— Но ведь с нами едет Генрих Гиз, ваш племянник, представитель власти светской. Чего же вы кипятитесь?
— Он еще мальчик и всецело занят своими ребяческими играми с вашими сыновьями. На него даже не обратят внимания.
— В отличие от Генриха Конде, хотите вы сказать? О, принц Людовик, его отец, наверняка посадит сына на лошадь и заставит ехать рядом с собой. Пусть народ видит юного протестанта, славного отпрыска полководца Конде.
— В таком случае, мадам, я тоже поеду верхом, а на другой лошади, рядом со мной, будет восседать мой племянник.
— Понимаю вас, кардинал, — рассмеялась Екатерина Медичи, — вам не хотелось бы остаться в тени?
— Не столько мне, сколько юному герцогу Генриху.
— И, таким образом, — продолжала королева-мать, — желаемый баланс будет полностью восстановлен.
— Разумеется, — ответил Карл Лотарингский. — Чего греха таить, вы и так слишком
— Карлу нужна новая большая игрушка; он поиграет ею и бросит. А что касается дворян, то успокойтесь, они скоро вновь вернутся в лоно римской церкви. Ну а если о Гизах и не говорят, то это потому, что нет побед, одержанных католиками над протестантами, а ведь вы помните, как возносили вашего брата и вас после битв под Руаном и Дрё.
— Не хотите ли вы сказать, мадам, что для устранения дисбаланса в обществе мне надлежит взять в руки меч и отправиться громить гнезда протестантов?
Екатерина с любопытством посмотрела на собеседника и улыбнулась:
— Интересная мысль, ваше преосвященство! Почему бы и нет? Ваш брат именно этим снискал себе уважение и славу.
— Мой брат был великий полководец, а я только кардинал, смиренный слуга церкви.
— Это не мешает вам собрать войско и объявить поход за веру, а полководцами у вас будут герцоги Неверский и Монпансье, чем не подходящая пара? Ну что вы на это скажете?
— Скажу, что в случае победы вся слава достанется им, а не мне, — отозвался кардинал, не понявший, что его любовница смеется над ним. — Я же, как их духовный и идейный руководитель, останусь незамеченным. Народ любит воинов, проезжающих по улицам Парижа в шрамах и латах, в копоти и пыли военных дорог, и с недоверием относится к тем, кто, сидя в четырех стенах, лишь отдает приказы и распоряжения.
— Так в чем же дело, ваше преосвященство? — по-прежнему улыбалась королева. — Садитесь на коня и поезжайте во главе войска в самое пекло сражения. Глядишь — и на вашем теле появятся синяки и шрамы.
Кардинал резко присел на постели и уставился на собеседницу, насмешливо глядящую на него из-под полуприкрытых век хитрыми черными глазами.
— Клянусь мессой, я так и сделаю, Ваше Величество, — вскричал Карл Лотарингский, — и ценой собственной крови добуду славу и уважение доблестному семейству Гизов, о которых со дня смерти брата стали забывать.
— Вам представится такая возможность, господин кардинал, будьте уверены, — откровенно зевнула королева-мать, — а пока поберегите свою кровь, не торопите события, ваше время еще не пришло. Помните о том, что сейчас у нас с протестантами мир.
— И долго он будет продолжаться?
— Столько, сколько нужно.
— Кому нужно?
— Мне. Вам. Всей Франции. Близ владений Жанны Д'Альбре мне предстоит встреча с испанским послом. Вот тогда я и смогу ответить на ваш вопрос, а пока…