ГУЛАГ
Шрифт:
КВЧ: культурно-воспитательная часть
Не будь фотографий, сделанных в 1945 году в Богословлаге и помещенных в аккуратный альбом, где ясно помечено, что это материалы из архива НКВД, человек, которому они случайно попались бы на глаза, вряд ли подумал, что это лагерные снимки. Мы видим на них ухоженные садики, цветы, кусты, фонтан и беседку. На лагерных воротах — красная звезда и лозунг, призывающий отдать все силы Родине. В другом архивном альбоме, хранящемся рядом с первым, фотографии заключенных, которые трудно соотнести с привычным образом зэка. Вот довольный жизнью человек держит тыкву; вот быки тянут плуг; вот улыбающийся лагерный начальник срывает яблоко. Рядом со снимками — графики: производственный план и его выполнение [802] .
802
ГАРФ,
Все подобные альбомы, оформленные со школьной тщательностью, — результат деятельности лагерной культурно-воспитательной части (КВЧ). КВЧ (или ее эквивалент) возникла вместе с ГУЛАГом. В первом номере журнала «СЛОН», издававшегося в Соловецком лагере, помещена статья «Воспитательно-трудовые задачи в местах заключения». В ней говорилось:
«Таким образом, исправительно-трудовая политика Республики заключается в исправлении заключенных путем привлечения их к участию в организованном производительном труде» [803] .
803
«СЛОН», 1924 г., книга 1 (собрание ГАРФ).
Как правило, однако, подлинной целью лагерной пропаганды был рост производственных показателей. Так было даже в период строительства Беломорканала, когда, как мы видели, пропаганда «перековки» была наиболее громкой и, возможно, наиболее искренней. Культ ударничества достиг тогда в масштабах страны высшей точки. Лагерные художники рисовали портреты лучших «каналоармейцев», лагерные актеры и музыканты давали для них специальные представления. Ударников приглашали на многолюдные слеты с песнями и речами. За одним таким слетом, состоявшимся 21 апреля 1933 года, последовал двухдневный «аврал»: тридцать тысяч ударников работали сорок восемь часов без перерыва [804] .
804
Чухин, «Каналоармейцы», с. 127–131.
Со всем этим было решительно покончено во второй половине 30-х, когда заключенные стали «врагами народа» и, следовательно, не могли быть ударниками. В какой-то мере, однако, в 1939 году, когда руководство лагерями перешло к Берии, былая риторика начала потихоньку возвращаться. Хотя ни тогда, ни впоследствии грандиозных проектов, подобных Беломорканалу, об «успехе» которых можно было бы трубить на весь мир, ГУЛАГ не предпринимал, язык «перековки» снова стали брать на вооружение. В 40-е годы каждому лагерю было предписано иметь по крайней мере одного воспитателя, библиотеку и клуб. В клубе давались самодеятельные спектакли и концерты, проводились политзанятия. Один такой клуб вспоминает Томас Сговио:
«В главной комнате, где могли рассесться человек тридцать, были деревянные, крикливо раскрашенные стены. Стояло несколько столов — вроде бы для чтения. Но ни книг, ни газет, ни журналов. Да и откуда им взяться? Газеты ценились на вес золота — бумага шла на самокрутки» [805] .
В 30-е годы и позднее главным объектом деятельности КВЧ считались уголовные преступники. Как и в вопросе о том, следует ли допускать «политических» к ответственной работе в лагерях, не было ясности и насчет того, стоит ли тратить время на их перевоспитание. В положении о культурно-воспитательной работе, выпущенном НКВД в 1940 году, прямо говорится, что объектами перевоспитания являются лишь заключенные, осужденные за бытовые и должностные преступления. В лагерной самодеятельности «каэрам», согласно положению, разрешалось только играть на музыкальных инструментах, но нельзя было ни петь, ни говорить [806] .
805
Sgovio, с. 184.
806
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1, д. 567.
Но эти распоряжения, как обычно, чаще игнорировались, чем исполнялись. И как обычно, подлинная роль КВЧ в лагерной жизни отличалась от той, которую отводила ей Москва. Если руководство НКВД
Похоже на то, что лагерные воспитатели, пытаясь пропагандировать среди заключенных доблестный труд, использовали во многом те же приемы, что и партийные работники за пределами зоны. В достаточно крупных лагерях КВЧ выпускала лагерные газеты. Иногда это были газеты в полном смысле слова, с репортажами, с длинными статьями о достигнутых лагерем успехах, а также с обычной для советской печати «самокритикой». За исключением краткого периода в начале 30-х, эти газеты, как правило, предназначались главным образом для вольнонаемных работников и лагерной администрации [807] .
807
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 68.
Для заключенных делались стенгазеты. Один бывший заключенный отзывается о них так: «Стенгазету, этот атрибут советского образа жизни, никто никогда не читал, но выпускалась она регулярно». В ней «гневно клеймились отказчики, лодыри, не хотевшие честным трудом искупать свою вину перед Родиной». В стенгазетах часто были и юмористические отделы:
«предполагалось, очевидно, что умиравшие с голоду работяги, читая материалы этого отдела, будут прямо за животы держаться от смеха» [808] .
808
Фельдгун, с. 67–68.
Какое бы ощущение нелепости ни вызывали стенгазеты у многих лагерников, московское начальство ГУЛАГа относилось к ним чрезвычайно серьезно. Стенгазета, гласило положение о культурно-воспитательной работе, «показывает лучшие образцы работы, популяризирует отличников производства, разоблачает лодырей, отказчиков, промотчиков». Помещать в них портреты Сталина не разрешалось: читателями стенгазет, так или иначе, были не «товарищи», а преступники, исключенные из советской жизни и лишенные права смотреть на вождя. Абсурдная атмосфера секретности, воцарившаяся в лагерях в 1937-м, окутывала их и в 40-е годы: лагерные газеты нельзя было выносить за зону [809] .
809
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1а, д. 68.
КВЧ еще показывала заключенным фильмы. Густав Герлинг-Грудзинский вспоминает американский музыкальный фильм, «полный дам в турнюрах, мужчин в жилетах в обтяжку и жабо» и советскую пропагандистскую короткометражку, кончающуюся «торжеством добра»:
«…неуклюжий студент занял первое место в социалистическом соревновании, а потом с горящим взором произнес речь о том, что при социализме физический труд возведен на пьедестал почета» [810] .
Тем временем некоторые уголовники использовали темноту в помещениях, где показывали кино, для сведения счетов. «Помню, в конце одного из сеансов из зала на носилках выносили труп», — сказал мне один бывший заключенный [811] .
810
Герлинг-Грудзинский, с. 169.
811
Wigmans, с. 127; Кораллов, интервью с автором.
КВЧ, кроме того, проводила футбольные матчи, шахматные турниры, концерты художественной самодеятельности. В одном архивном документе приведен репертуар ансамбля песни и пляски НКВД СССР, ездившего по лагерям:
1. Баллада о Сталине
2. Казачья дума о Сталине
3. Песня о Берия
4. Песня о Родине
5. В бой за Родину
6. Все за Родину
7. Песня бойцов НКВД
8. Песня о чекистах
9. Песня о дальней заставе
10. Марш пограничников [812] .
812
ГАРФ, ф. 9401, оп. 1, д. 2443.