Гулящая
Шрифт:
Лошадка бежит, колеса только шуршат, катясь по сухой земле. Карпо, покачиваясь, молча посасывает трубку и порой только обмолвится словом о том, что хорошее здесь жито... или о том, что недавно эту пшеницу сеяли, а как взошла! И снова надолго умолкнет. Христя довольна: ничто ее не отвлекает от сокровенных мыслей, не нарушает сладостного покоя. Она любовно разглядывает каждый бугорок, каждое придорожное дерево. Вот какая славная долина – зеленая-зеленая и вся заросла травой-муравой. Хорошо бы полежать на этом зеленом ковре, подышать
А что это за хатки стоят при дороге? Синий дымок вьется над закопченной трубой, кудрявыми облачками рассеиваясь в прозрачном воздухе... А что это за хутора? Неужели Осипенковы? Да, они... И перед нею, как живые, встали черноглазая Марья и старая сварливая Явдоха. Как-то они поживают? Явдоха все так же грызет свою невестку, а та молчит? Или, чего доброго, в город от них убежала. «Такой уж я уродилась, – сказала она, – такой и умру...» Городская!.. И что там хорошего, в городе? Живут лучше? Кто живет в достатке, тому хорошо, а беднякам всюду плохо. Да порой и достаток не помогает, если нет счастья. Вот хозяйка живет в богатстве, а что толку?... Как кому повезет.
Проехали еще немного. Вдруг Христя громко засмеялась. Карпо недоумевающе посмотрел на нее:
– Чего ты?
А Христя все хохочет. Доехали как раз до Гнилой балки, где провалился сотский Кирило. Вся эта картина, точно живая, стояла перед глазами Христи: как Кирило осторожно пробирался по снегу, как попал в яму, как ругался, когда вылез... Христя, смеясь, рассказала все это Карпу. Тот молча слушал. «Дивчина, – думал он, – все у вас смех да забавы на уме».
Вдруг лошадка дернула воз и пустилась вскачь. Карпо потянул вожжи.
– Тпру!.. Ишь, почуяла свою землю и пошла скакать, – сказал он, сдерживая расходившуюся конягу. – А небось когда ехали в город, еле ноги волокла. Тут уже наша земля. – И Карпо вскоре стал ей показывать, где чей участок. Это были маленькие клочки, одни только заборонованные, на других уже зеленели свежие всходы.
Христе казалось, что тут и полоски были уже, и колосья ниже, чем около города. Там – поля широкие и длинные, густые как щетка всходы, а тут лишь кое-где пробивается бледная зелень. Христя поделилась своими мыслями с Карпом.
– Хозяева там зажиточней, – начал тот, – землю лучше обрабатывают, да и земля жирней. Тут она глинистая, рыжая, а там как уголь черная. Небось городские хитры – лучшие земли захватили. Оно бы и здесь ничего, если бы земли было больше. А то всего ее горсть, и добывай оттуда и на подати, и на пропитание. – Карпо тяжело вздохнул; вздохнула и Христя... Вскоре блеснул крест марьяновской церкви, засверкал купол, показалась зеленая крыша, потом сады, хаты... Село! Село!.. И сердце Христи тревожно забилось.
В этот день Приська, управившись по хозяйству, села отдохнуть. Есть ей нисколько не хотелось. Бесконечной вереницей бежали невеселые думы... Что там, в городе? Как живет Христя? Не вернулся ли Карпо? Приську неудержимо тянуло пойти к соседу
«Хоть бы там все было хорошо. Хоть бы Христя была здорова. Прислуга только тогда хороша для господ, когда здорова... Здоровье – всему голова...» – думала Приська, собираясь пойти к Здору.
Она застала Одарку за работой: та купала детей. Черноглазая Оленка, уже вымытая, лежала на подушке и весело лепетала. Белоголовый Миколка плескался в теплой воде. Ему хотелось нырнуть, и он то наклонялся, то ложился, спрашивая мать, видна ли его голова. Одарка и не думала купать Миколку, но тот, увидя, что купают сестру, тоже напросился.
– Воды нет, – пробовала его уговорить Одарка.
– А я в той, что Оленку купали.
Пока Одарка вытирала и одевала Оленку, Миколка разделся и прыгнул в корыто.
– Я не то что Оленка, я плавать и нырять умею!.. – И так расходился, что вода выплескивалась из корыта.
– Что это ты, Одарка, детей купаешь? – спросила Приська, торопливо закрывая дверь.
Одарка не успела ответить, как закричали дети:
– Бабуся, бабуся!
Оленка с сияющими черными глазками, простирая к ней свои пухлые белые ручки, нетвердо говорила: «Видишь... видишь... купалась...» Приська подошла к Оленке и поцеловала ее тонкие пальчики. А Миколка кричал:
– Бабуся! Бабуся! Глядите, как я нырну... с головой...
– Хорошо, хорошо, – похвалила его Приська, лаская Оленку.
– Вы же не смотрите, – кричал Миколка. – Посмотрите!
Приська повернулась к нему. Миколка, зажмурив глаза и зажав нос, опускал голову в воду.
– А что, глубоко? – спрашивал он.
– Ух, глубоко! Гляди не утони!
– Нет, я не утону. Я умею плавать, – храбрился Миколка, размахивая руками.
Потом Приська спросила Одарку:
– Что, не было? Не возвращался?
– Нет. Бог его знает, что это означает. Время бы уже ему вернуться, а его все нет... Садитесь. Подождем его немного, а если не приедет, пообедаем вместе.
– Спасибо тебе. Я только узнать зашла... – сказала Приська и собралась идти. Одарка ее не пускает.
– Если уйдете, рассержусь и никогда к вам не приду! – сказала она.
Приська осталась. Миколка наконец вылез из корыта, и Одарка принялась его одевать. В это время снаружи донеслось: «Тпру!»
– Карпо! – крикнула Приська и скорее во двор.
Поздоровавшись с Карпом, она спросила:
– Ну, как там Христя? Жива-здорова?
– Да Христя же тут!
– Как тут? – вскрикнула испуганно Приська.
– Приехала.
– Когда? Где? – бормочет она, совершенно растерявшись, дрожа от волнения.
– Домой Христя пошла, – весело отвечает Карпо.
Приська бросилась во двор и встретилась с дочкой у ворот.
– Здравствуйте, мама! – веселым звонким голосом кричит Христя, подбегая к матери. – Не ждали меня?
Приська так ошеломлена, что не может вымолвить ни слова и только глядит на Христю потухшими глазами.