Гумилёв сын Гумилёва
Шрифт:
В 1941-м началась самая страшная, самая великая война, которую только вел наш народ. Никогда ее не должны были забыть. Однако же теперь все чаще встречаются студенты, которые путают Вторую мировую с Первой мировой и даже не знают, что такое Сталинградская битва. С каждым годом таких все больше. А ведь прошло каких-то семьдесят лет, еще живы десятки тысяч ветеранов той великой войны.
А жители Козельска помнили Батыево разорение более семисот лет! И более семисот лет презирали далеких потомков тех трусов и предателей, что помогали врагу в тринадцатом веке!
Конечно, память народная – не всегда справедливый судья, но может ли историк и этнолог ее игнорировать? И случайно ли из памяти народной татары со временем вытеснили половцев, печенегов, черных клобуков и других степняков? «Все "степные
БОЙ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
По словам Николая Трубецкого, не русские свергли татаро-монгольское иго, а ханская ставка всего лишь переехала в Москву, московский царь заменил ордынского хана. Вот так к русским перешла историческая задача, недавно выполненная монголами, — объединить Евразию.
Допустим. Только вот народы Евразии никак не хотели объединяться. К тому же московские великие князья и цари, завоевывая ханство за ханством, преследовали не какую-то абстрактную историческую или мистическую цель, а всего лишь хотели обезопасить русские земли.
Казанское ханство несколько десятилетий держало в страхе жителей Мурома, Нижнего Новгорода, Владимира, Шуи, Костромы, Юрьева-Польского, Галича и даже далеких Вологды, То тьмы, Устюга, Вятки. А ведь русские города в те годы были не столько торгово-ремесленными центрами, сколько крепостями. За их стенами русские крестьяне спасались от набегов татарских.
А ведь помимо казанских набегов были еще крымские и ногайские.
Вот что говорится о последствиях татарских набегов в «Казанской истории», написанной современником событий, бывшим русским пленником, освобожденным после взятия Казани:
«Многие города русские запустели от поганых. Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены. Низовская же вся земля, Галич, и Устюг, и Вятка, и Пермь от казанцев запустели. И было тогда беды за многие годы от казанцев и черемисов больше, чем при Батые. <…> Многие грады русские разрушены, и травой и быльем заросли села и деревни, многие области опустели от варваров. И продавали русский плен в дальние страны, где вера наша неизвестна и выйти откуда невозможно…»
Автор «Казанской истории», конечно, необъективен, а его сочинение – настоящая публицистика XVI века, но и публицистика может служить источником, а частые татарские набеги и опустошения подтверждаются летописцами.
2 октября 1552 года русские войска наконец-то взяли Казань и присоединили земли этого ханства к России. Но чего стоила эта победа! Много недель огромная русская армия с немецкими военными инженерами, с лучшей во всей Восточной Европе артиллерией, во главе с самим Иваном Грозным и его непобедимым воеводой Михаилом Воротынским, фактическим руководителем осады, стояла под стенами Казани. Но что значит стояла? Сражалась! Отбивая вылазки, делая подкопы под стены и башни. Казанские татары сочинений евразийцев не читали, а потому сопротивлялись русским до последней возможности, умирали, пишет Карамзин, но не сдавались, говоря: «Не хотим прощения! В башне Русь, на стене Русь: не боимся; поставим иную башню, иную стену; все умрем или отсидимся!»
В этот страшный день русские войска освободили в Казани тысячи русских пленников. Уже на обратном пути, в Нижнем Новгороде, царя Ивана и его воевод встречали жители и «обливались слезами благодарности за вечное избавление от ужасных набегов казанских». Если бы не эта блистательная победа, то Иван Грозный, безумный и жестокий тиран, не занял бы в памяти народной такого важного места.
Впрочем, победа 1552 года не означала полного замирения казанцев. Вскоре татары и черемисы (марийцы) восстали, и царю вновь пришлось послать своих лучших воевод – Андрея Курбского, Ивана Шереметева, Даниила Адашева, Ивана Мстиславского – с
Но еще в тридцатые годы XVII века татар под страхом смертной казни не допускали в Казанский кремль, стратегически важный объект, где располагался русский военный гарнизон.
Лев Николаевич историей после XV века почти не занимался, когда же ему приходилось в лекциях или в своей последней книге рассказывать о событиях XVI, XVII, XVIII веков, то ошибался он чаще обыкновенного. Войну с Казанским ханством он назвал «единственным понастоящему кровавым эпизодом в продвижении России» на восток, «встречь солнца». Эти слова простительны разве что школьнику, воспитанному на политкорректных учебниках истории. Между тем только покорение Урала и Западной Сибири заняло около двух веков. Оно началось задолго до Ермака, во времена князей Ермолая Верейского и Михаила Пермского, а закончилось уже в первой половине XVII века, когда погибли последние сыновья Кучума, поднимавшие против русских восстание за восстанием. Впрочем, башкирские восстания XVIII века служили кровавым эпилогом к выигранной русскими битве за Урал. Последнее из этих восстаний совпало с пугачевщиной. Гумилев полагал, будто сибирские народы – манси, ханты, тунгусы – «не вступали в борьбу с русскими», и сделал из этого заведомо ошибочного утверждения ошибочный вывод: «Очевидно, ни одна из сторон не давала повода для конфликта». Боюсь, Гумилев ничего не знал о воинственных жителях мансийских государств, созданных на Пелыме и Конде. Между прочим, еще в 1956 году Савицкий посоветовал Гумилеву почитать литературу о манси, об их военных успехах, о «достаточно развитой исторической жизни» обитателей бассейна Оби.
После падения Казанского и Астраханского ханств прежние враги в самом деле «широкой рекой» потекли на русскую службу. Далеко не все уже принимали крещение, многие служилые татары оставались мусульманами. Иван Грозный, вообще щедрый к чужеземцам, охотно раздавал им русские земли. В опричнине было много не только немцев, но и татар, и черкесов, родственников второй жены Ивана IV.
Каковы же последствия массового приема татар и кавказцев на русскую службу? Против ливонских немцев, шведов и поляков они воевали хорошо. Однако в 1571 году крымский хан Девлет-Гирей объявил неверным священную войну и пошел на Москву, и тогда к его войску примкнули не только ногаи, но и черкесы во главе с князем Темрюком, тестем царя Ивана. Мусульмане начали переходить на сторону крымского хана, в Поволжье вспыхнуло антимосковское восстание. Царь Иван бежал, не приняв боя, а Девлет-Гирей сжег Москву. Это было четвертое разорение Москвы татарами. Первое случилось еще при походе Батыя, второй раз Москву опустошила Дюденева рать, третий раз – «простодушный» Тохтамыш. На следующий год крымский хан снова отправился на Москву, но был разбит Михаилом Воротынским.
С тех пор южная граница России еще два века находилась под угрозой татарских набегов. В Смутное время крымцы доходили до Боровска и Домодедовской волости. Последний набег крымских татар на русскую землю случился в царствование Екатерины Великой, в январе 1768 года. Правда, дальше Новороссии крымцев не пустили.
Вдумаемся в этот поразительный факт. Вторая половина XVIII века. В Европе давно уже эпоха Просвещения. Парижане охотно раскупают «Энциклопедию наук, искусств и ремесел», в театрах идут пьесы Вольтера. Господа в напудренных париках и расшитых золотом камзолах обсуждают сочинения Дидро. Джеймс Кук вступает на землю Новой Зеландии. В Аяччо у Карло Буонапарте и Летиции Рамолино рождается сын, который получит итальянское имя Наполеоне, а за полгода до него в Москве родился будущий баснописец Иван Андреевич Крылов. В Москве уже существует университет, его основоположник Ми хайло Васильевич Ломоносов только недавно скончался в почете и славе. А на далекой теперь южной границе Руси татары сжигают крестьянские хаты, захватывают в плен сильных, работящих мужчин и прекрасных юношей и девушек, вяжут их веревками и отправляют в Крым, чтобы затем с выгодой перепродать. Как будто во времена если не Батыя, то Девлет-Гирея.