Гуннора. Возлюбленная викинга

Крён Юлия

Она молча забрала подношение и передала Асте талисман, который сделала сама — деревянный кулон на кожаной тесемке. На кулоне была вырезана руна «одал», руна природы, руна богатства и благоденствия, руна связи — как с близкими, так и с родной землей.

Муж Асты этим летом собрал хороший урожай — собственно, только поэтому он и разрешил ей прийти сюда. Аста говорила, что денег много не бывает и лучше позаботиться о будущем богатстве заранее. Женщина благоговейно провела кончиками пальцев по талисману, жадно глядя на руну, а затем подняла взгляд на Гуннору.

— Но я пришла сюда не только поэтому, — объявила она.

— Что еще тревожит тебя?

Гуннора подалась вперед. Она

сидела на подушке из куриных перьев, на голове у нее виднелась черная шапочка из овчины, на талии — пояс из ярких лент. Все это ей подарили женщины, приходившие к ней в лес. В Дании вельва, провидица, носила роскошные наряды из шелка и кошачьих шкур, но и тут одежда Гунноры отличалась от крестьянской. Она ни разу в жизни не видела ни одной вельвы, а самой мудрой из женщин ей казалась мать. Гунгильда же всегда одевалась, как подобало жене коннозаводчика, просто и без изысков. Но Гуннора должна была произвести впечатление на простой народ. Впрочем, ей это удалось. Пусть у нее не было шелковых нарядов вельвы, зато на шапочке из овчины она вышила руны. Особенно же потрясали воображение крестьянок глаза Гунноры — девушка закатывала их так, что видны были только белки. Женщины верили, что в такие моменты Гуннора вступает в разговор с самими богами, отправляется в междумирье, где нет ни разума, ни чувств, где каждый забывает себя, оставляя в мире людей лишь пустую оболочку. На самом же деле Гуннора притворялась: у нее не было ни трав, ни эля, чтобы довести себя до беспамятства. Она лишь делала вид, что погружается в забытье, и надеялась, что боги не прогневаются на нее за это. В конце концов, они и сами часто прибегали к обману. Чтобы выжить в лесу, нужны были отвага, изобретательность и иногда изворотливость. Те же качества были свойственны и приходящим к ней женщинам — они не боялись обращаться к колдунье, хотя и знали, что священники презирают колдовство, а их Господу нет дела до рун.

— Мой сын заболел, — сказала Аста. — И ты наверняка можешь помочь ему.

Гуннора принялась рыться в своей сумке. Тут лежали деревянные кулоны, на которых девушка вырезала руны. Конечно, лучше было бы покрывать письменами камни, но у Гунноры не было для этого подходящих инструментов. Она сама готовила краски из ягод и корешков и наносила их на резьбу, чтобы усилить действие рун.

Она помедлила, чтобы произвести впечатление на Асту, а затем достала талисман с руной «альгиз».

— Это руна исцеления, — объяснила она. — Ты должна положить талисман сыну под подушку, как только он уснет.

Аста не решалась дотронуться до талисмана, все отдергивала руку, словно боялась обжечься.

— Спасибо тебе! — вот уже в который раз воскликнула женщина, в конце концов забрав талисман и спрятав его в сумку.

Гуннора не смогла сдержать улыбку. Ей нравилось помогать людям. А главное, оказалось, что вера в старые обычаи в этих краях намного сильнее, чем она предполагала. Она думала, что Нормандия — христианская страна и здешние жители только и ждут, как бы убить язычников. Но Гуннора недооценила количество людей, чьи предки приехали из северных земель. Эти люди не забыли свои корни и остались верны традициям.

Теперь к ней обратилась вторая женщина, Фрида. Она завидовала своей невестке, ведь та была намного красивее.

— Ты можешь навести на нее злые чары? — прошептала Фрида. — Я хочу, чтобы она стала уродиной. Пусть у нее выпадут зубы и волосы, а на лице проступят морщины!

Гуннора помедлила. За два года, проведенных в этом лесу, она часто пользовалась разрушительной силой рун, но только тогда, когда нужно было кого-то защитить — дом от пожара, торговцев от грабителей, охотников от диких зверей. Она не хотела вредить невинным, пусть даже

если она лишится даров, которые принесла ей Фрида.

— Скажи ей в лицо, что именно тебе не нравится, — заявила Гуннора. — Скажи прямо, а не всаживай ей нож в спину. Такое поведение не к лицу приличной женщине.

Ее голос звучал глухо и величественно, и, к изумлению девушки, Фрида не стала протестовать. Напротив, женщина пристыженно втянула голову в плечи.

Помолчав немного, она протянула Гунноре топор.

— Ты можешь вырезать на нем руну, чтобы легче работалось?

Кивнув, Гуннора взяла топор и поспешно вырезала на рукояти руну «тивац». Она знала, что эта руна помогает воинам в бою, если нанести ее на оружие. Но Гуннора надеялась, что она поможет и в обычной жизни.

Вокруг воцарилась тишина, слышался лишь хруст дерева под ножом да завывания ветра в ветвях деревьев. Аста и Фрида испуганно переглядывались и вздохнули с облегчением, когда работа была завершена. Женщины поспешно распаковали свои подношения — кроме лука и чеснока в мешочках оказались пара яиц, сыр, хлеб из овса и груши. Гуннора предпочла бы курицу или копченую рыбу, но ей так часто приходилось голодать, что и такой ужин показался ей роскошью. У девушки слюнки потекли, но она взяла себя в руки.

— Чем я еще могу вам помочь? — спросила она.

Женщины передали ей и другие просьбы. Сестра Фриды вскоре выходила замуж, и ей понадобится такой же талисман, как у Асты. Аста же хотела узнать, когда ей лучше зарезать свинью. Гуннора вскипятила травяной отвар, долго смотрела в мутную жидкость и провозгласила:

— Через четыре дня.

— А когда начать готовить вино?

— Только после следующего новолуния.

Женщины встали и уже собирались уйти, когда Аста оглянулась.

— Но что, если мой сын не выздоровеет, даже несмотря на руну? — с тревогой в голосе спросила она.

— Я вельва, не лекарь и не целительница, ты должна понимать это. Ты пришла ко мне, потому что веришь мне и веришь в богов. Не бойся, и все будет хорошо.

Аста печально кивнула. Гунноре снова стало стыдно. Она верила в силу рун, и если бы они не действовали, то люди просто перестали бы к ней обращаться, но иногда ей было жаль дарить им столь призрачную надежду. Сама она сомневалась в том, что колдовством можно подчинить себе жизнь и добиться всего, чего хочешь.

Может быть, желания этих женщин и были достаточно просты, чтобы выполнить их, но Гуннора понятия не имела, какой руной освободить себя от столь жалкого существования, когда речь шла не о жизни, а о выживании, как утолить тоску, как оставаться сильной и мудрой, как позволить себе почувствовать слабость, как справиться со страхом и одиночеством в лесу. Да, иногда Гунноре становилось страшно, и тогда ей казалось, что кто-то смотрит на нее из лесной чащи. Но больше всего она боялась голоса в своей голове, который нашептывал ей одно и то же: «Все, что ты делаешь, бессмысленно, потому что в конце дня ты все равно остаешься одна».

Вскоре женщины, не прощаясь, ушли, и Гунноре не оставалось ничего другого, как подняться, размять затекшие ноги, поужинать и вновь приняться за руны. Сегодня она собиралась вырезать три переплетенных треугольника, символ отца богов Одина. Возможно, Один дарует ей мудрость, а если не захочет насладиться ее страданиями, то ниспошлет ей озарение, как избежать гонки с судьбой.

И снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь скрипом ножа по дереву и песней леса, иногда казавшейся Гунноре нежной и красивой, иногда — столь мрачной и пугающей, что она готова была проклясть эту чащобу. Едва слышно падали на землю листья, предвещая приближение зимы с ее холодом, голодом и одиночеством. При этих звуках Гуннору бросало в дрожь.