Гуннора. Возлюбленная викинга
Шрифт:
По ночам его люди спали, сытые и довольные, но Агнарра преследовали кошмары. В этих снах он сражался, отрубал головы, всаживал меч в грудь врага, но трупы, которыми он усеивал мир, поднимались. Эти живые мертвецы следовали за ним, заливая все вокруг своей кровью, и ничто не могло их остановить. Они смеялись над Агнарром. Иногда некоторые из них походили на черноволосую датчанку. Иногда — на Берит.
При жизни Берит была настоящей красавицей, теперь же ее лицо превратилось в жуткую звериную морду, а медвяно-рыжие волосы стали змеями.
— Нельзя победить, убивая, — насмешливо говорила
Она говорила, а из ее рта текла кровь. Змеи сползли с ее головы, спасаясь бегством от этого чудовища. И только Агнарр не мог сбежать. Во сне он не мог пошевельнуться, и его объял страх утонуть в крови Берит и чувство полного бессилия. Он не хотел слушать ее презрительные речи, но не мог уйти.
Ночью ему некуда было скрыться от Берит, зато днем он гнал своих людей все дальше на юг.
Прошло два месяца.
И вот однажды Агнарр объявил воинам о своем решении:
— Мы возвращаемся!
Недовольных он бил, тем же, кто осмеливался возразить ему, отрубал головы. Это не принесло ему уважения соратников, но вселило в их сердца страх. Этот страх удерживал группу его сторонников вместе. К тому же убийство, пусть и собственных людей, приносило ему намного больше удовольствия, чем убийство врагов в снах.
На обратном пути они не нашли никаких следов его матери, хотя Агнарр и искал ее. Искал, пусть его и пугала мысль о встрече с Эглой, мысль о том, что он вновь услышит ее резкий голос.
И вдруг Агнарра осенило. Снизошедшее на него понимание вызвало бурю гнева в его душе, гнева на самого себя: «Как же я был глуп! Как слеп!»
Был ведь способ отомстить той черноволосой датчанке, Гунноре, отплатить ей за то, что она выставила его идиотом, — когда сбежала из его лагеря, а главное, когда выступила перед датчанами в поддержку Ричарда. Чтобы наказать ее, не нужно подбираться к ней близко, похищать, бить, насиловать. Есть другой способ причинить ей боль, вселить в ее душу страх и отчаяние, как она поступила с ним.
Девчонки, с которыми она путешествовала, девчонки, не вызвавшие у Агнарра никакого интереса, были… ее сестрами! Он даже встречал их, говорил с ними — тогда, в лесу. Потом он злился на то, что одна из девочек указала ему неверный путь, но не придал этой встрече значения. Он не задумывался об их связи с черноволосой датчанкой. Потом он видел Гуннору с младшими сестрами — у того лесника и его белокурой женушки.
Как глупо, что он больше не думал об этих девицах! Как глупо, что ненависть помутила его рассудок!
Теперь же Агнарр понял, что не только малышки, но и жена лесника была сестрой или просто родственницей Гунноры, ведь в том лесу почти не было людей, а значит, они все из одного рода-племени. И если младшие сестры переехали в Руан, то эта худосочная бабенка наверняка осталась со своим мужем.
Тепло юга и нападения на монастыри нагоняли на Агнарра скуку, теперь же к нему вернулась былая жажда действий. Он гнал своих людей в Нормандию, не позволяя никому отдохнуть. Все полагали, что он так торопится в Котантен, чтобы присоединиться
— Ты собираешься ехать к Руану? Но там опасно!
— Чего нам бояться? Мы вооруженные норманны. Если нас заметят, то кто подумает, что мы вовсе не служим герцогу Ричарду?
— Но что нам делать в столице? Нас слишком мало, чтобы нанести решительный удар по Руану. Вначале нам нужно обрести поддержку в Котантене.
Агнарр задумался.
— Именно так. Поэтому сейчас вы поскачете в Котантен, а я вскоре присоединюсь к вам. Мне нужно кое-что уладить.
Не дожидаясь согласия своих людей, он погнал коня в лес. Тропа вела его к цели, и Агнарр добрался до хижины лесника быстрее, чем ожидал. Ему это показалось добрым предзнаменованием. Тут он обретет покой, и, когда все закончится, Берит перестанет преследовать его в снах.
Первой из хижины вышла не белокурая слабая девчонка, а старуха, напомнившая ему Эглу. Увидев его, женщина ничуть не испугалась.
— Что ты тут делаешь? — возмущенно спросила она.
Агнарр уже открыл рот, чтобы бросить ей краткое: «Заткнись!», но что-то мешало ему говорить. «Мерзкая ведьма!» — подумал он. В нем вновь вспыхнула ненависть к матери и радость оттого, что эта старуха не могла его запугать. Занеся меч, он совершенно спокойно разрубил ее тело. Она повалилась на землю, и Агнарр увидел в ее широко распахнутых глазах все то же возмущение. Там не было страха. Смерть пришла слишком быстро, чтобы научить ее смирению. Тяжело дыша, Агнарр спешился и, перешагнув через мертвую, оглянулся. Нужно было проявить терпение. Убийство остудило его пыл. Нельзя поддаваться чувствам, нужно насладиться местью. Но Агнарр ничего не мог с собой поделать. Едва он увидел сестру Гунноры, как кровь вскипела в его жилах. Женщина бросила взгляд на труп старухи и вскрикнула. Только потом она заметила Агнарра. Она задрожала от страха, лицо побелело, глаза широко распахнулись. Если она и приходилась родней черноволосой датчанке, та не научила ее держать себя в руках.
— Что… Что тебе нужно? — пробормотала она. — Моего мужа тут нет, его позвал наш господин, но скоро… скоро он вернется.
«Значит, его убивать не придется», — с удовлетворением подумал Агнарр.
Он и сам не знал, хочет ли смерти этой женщины. Собственно, он собирался ее убить, но если она умрет, то не расскажет Гунноре о том, что случилось. Нет, уж лучше избить ее, изнасиловать, искалечить. А потом привезти к руанскому двору и посмотреть, как поведет себя Гуннора, когда увидит сестру.
Агнарр погрузился в раздумья, представляя себе эту сладостную минуту, и женщина, воспользовавшись его замешательством, метнулась к двери. Он догнал ее одним прыжком и схватил за волосы, выдрав клок.
— Назови мне свое имя! Скажи, какого ты племени! — рявкнул он.
Сколь бы ни велика была боль женщины, сейчас на ее лице читалось только изумление.
— Сейнфреда… Я из датчан… Моя семья… Ты убил их…
Вначале Агнарр не понял, что это она бормочет, но тут до него дошел смысл сказанного. Сейнфреда обвиняла его в убийстве ее родителей. Он ухмыльнулся.